Ехать до выставочного центра нужно было примерно полтора часа. Я вставала рано утром, а возвращалась поздно вечером и старалась ложиться до 12, чтобы уложиться в здоровый минимум сна. Мне всегда очень хотелось спать. Настал март, но весна не пришла. Было темно и холодно. Вечером перед сном я читала статьи про косметику и смотрела видеоролики на YouTube, по которым и освоила все техники. Я очень быстро научилась красить разных женщин – свои навыки я приобретала на практике. Сначала было боязно. На другом человеке даже самые знакомые манипуляции делать неудобно. К неудобству добавлялись разные типы и цвета кожи, разный возраст, разная кожа. Бывало, я пыталась нарисовать карандашом стрелку на веке, а старая кожа тянулась за грифелем и линия не рисовалась. С веком было страшнее всего – всё же это глаз и особо не надавишь.

Женщины были очень разные. Иногда приходила какая-нибудь очень эффектная красотка. Я начинала красить ей губы – она открывала рот, а зубы, словно простреленные свинцовыми пулями, все в чёрных отметинах кариеса. Один раз попалась очень молодая девочка, ещё школьница. Она была с подругами, и они затащили её ради бесплатного макияжа. Она ни разу в жизни не красилась. У меня было такое чувство, что я лишаю её девственности. Она была очень красивая – такой естественной и по-готически драматичной красотой: у неё была белейшая, ровная кожа, без единого пятнышка или ниточки сосуда; очень чёрные волосы и голубые глаза.

«Как мне правильно выбрать тональный крем?» – спросила она. Рядом стояли её подруги, измазанные тональным кремом как чумазые цыганчата.

Я сказала: «Никак, он тебе не нужен».

Она спросила: «А я не сильно белая?»

«Ты идеальная», – ответила я.

Это было необычное, незнакомое ощущение – касаться руками лиц незнакомых мне женщин, держать их за руки, рисовать на них карандашом для глаз или помадой, наносить на их кожу крем. Это были очень интимные ритуалы. Я всегда испытывала благоговение перед лицом, прикасаться к которому всегда было для меня выражением высшей степени доверия. Я даже маму не подпускала к своему.

Я чувствовала, что эти женщины верят мне – верят, что я знаю, как сделать их красивыми – и это давало мне силы больше доверять своему чутью и действовать уверенно. Я сама стала краситься каждый день и делала это с удовольствием. Особенно хорошо у меня получались всевозможные стрелки на глазах. Я научилась рисовать их идеально и делала это за очень быстрое время. Я открыла свой фирменный вариант, очень драматичный, который делала только себе каждый день. Мне нравилось краситься ярко – ярче, чем я красилась раньше; ярче, чем были накрашены женщины на улице. Я притащила на стенд лист ватмана и карандаши и стала рисовать какие-то схемы и давать советы о том, как краситься, словно визажист со стажем. Все эти рекомендации я брала из головы – мне было плевать, как надо краситься «правильно» или какой у кого типаж.

Я почувствовала себя красивой, и это было прекрасное ощущение. Это было похоже на эйфорию первых стадий влюбленности, только ни к кому не обращенной. Я хотела, чтобы все эти женщины раскрыли свою красоту.

Очень быстро я перезнакомилась с остальными работницами выставки – они работали на стендах нижнего белья, продавали парики и накладные волосы, отбеливатель для зубов, какие-то волшебные расчёски. Утром, до открытия выставочного центра, они приходили ко мне накраситься перед началом рабочего дня.

Некоторые из них предлагали мне работать на их стендах – они предлагали в два раза большие деньги, чем платили мне корейцы, но мне нравились Ребекка и Джефф, и я старалась для них от души.

С Ребеккой было очень просто. С того момента, как мы обратили друг на друга внимание в очереди «Старбакса», у нас возникли теплые отношения. Мы много болтали друг с другом. Это были типичные бабские разговоры – Ребекка очень следила за собой и любила обсудить всевозможные методы улучшения волос и кожи или усовершенствования фигуры. Однажды она открыла мне самое сокровенное – свой возраст. Цифра вызвала у меня настоящий шок – в самом своем уставшем, невыспавшемся состоянии она выглядела не более, чем на тридцать пять. Но обычно ей сложно было дать больше тридцати двух-трех лет. Когда на выставку пришла её бывшая университетская однокурсница, она смотрелась рядом с Ребеккой как бабушка. Так же я узнала, что у Ребекки есть двое детей. Это тоже было неожиданно – в ней совершенно не было ничего материнского. Дети выдавали её возраст и, показывая их фотографии, Ребекка прикрывала экран рукой, как будто там была порнография. Я пошутила: «Надеюсь, ты их не в подвале держишь?»

За месяц выставки Ребекка исходила все стенды – она отбелила себе зубы и накупила целый ящик всяких чудо-приспособлений. Джефф сделал нашу с ней фотографию – мы встали обнявшись, как близкие подруги: «У тебя волосы пол-лица закрыли», я поправила её прядь. Она вернула прядь обратно: «Так лучше – лицо очень широкое».

Меня смешил мир Ребекки с пирамидой типично женских ценностей, чем укрепить волосы и как побороть морщины, но она была очень добродушная и искренняя. Она не старалась казаться кем-то другим.

Джефф и Ребекка заботились обо мне – кормили меня обедами из кафе. Иногда специально для меня они приносили из дому ким чи, сладкие рисовые колобки и другую корейскую еду. Они много хвалили меня за работу и щедро благодарили даже за самые мелочи. Говорили, что им со мной повезло. Это очень помогало мне, когда накатывала усталость.

Работать без выходных было нелегко. Держать себя в строю с каждым днем было всё сложнее – краситься, мыть голову, улыбаться. Начинали сдавать запасы терпения. Я уже не церемонилась с паразитками, которые ничего не покупали и выжимали из меня все силы: «Не тратьте моё время – до свидания!»