На цыпочках мы с мексиканцем прошли в гостиную комнату и прикрыли дверь, чтобы не разбудить Большую Чешку. Я включила настольную лампу. Он сел на стул и усадил меня себе на колени. Мы стали целоваться, переместились на диван, и наконец на пол. Я всё ещё думала, что ничего не будет, о чём периодически его оповещала. Но своими поцелуями он довёл меня до состояния, когда я не смогла бы ему отказать, даже если бы над нами стояла Большая Чешка с наведенным прицелом ружья.

Он занимался сексом как танцор – это было для него выступление на сцене и он ждал аплодисментов (хотя всё же танцевал он несравнимо лучше). Но мне было хорошо – волшебные поцелуи компенсировали всё!

Я не подумала о презервативе, и потом мне пришлось совершить поход в срамную больничку (где к лету меня уже знали в лицо). Хотя это было не нужно – он был чист, как лилия. И тело его пахло так же, как пахнет воздух вблизи чистой реки.

Я валялась на полу, на мате, на котором Большая Чешка пыталась усадить себя на шпагаты. Он поднялся и стал застегивать рубашку. Мексиканец посмотрел на меня долгим изучающим взглядом и вдруг сказал: «Ну вот и всё. Теперь я тебе неинтересен».

«Ты поёшь?»

«Нет», – ответил он.

«Жонглируешь?»

«Нет».

«Ну, ладно. Ты сносно танцуешь, может, дам тебе шанс».

Было почти 4 утра. Я не просила его остаться. Когда он оделся, я встала и проводила его к двери. Он пофлиртовал ещё немного, изображая сцену «он отдал себя без остатка и низко пал в её глазах», и наконец ушёл.

На следующий день я проснулась почти в 12 и поняла, что мне сильно хочется с ним общаться. Я написала ему: «Как добрался?»

Он ответил: «Сегодня с 9 утра пришлось выйти на работу. Тяжело».

Мы обменялись ещё парой нейтральных фраз, и потом он пропал. Понедельник – ни слова. Вторник – ни слова. К среде я уже поняла, что я дура. И чего, собственно, я жду? Что он, зная мой адрес, пришлёт мне с курьером букет цветов? Со вложенным в розы билетом в театр? Да, как раз примерно так я и думала!

Я ничего не понимала: что я чувствую? Что произошло? Но я ревела каждый день. Я не знала, что, черт побери, на меня нашло. Я просыпалась и первое, что я делала – плакала. Когда я собиралась на работу, тушь в три ручья текла у меня по щекам, пока я пыталась накрасить глаза.

Я вела с собой разговоры, убеждая себя, что это стыдно, что у меня нет даже приличного повода так убиваться. Но я ничего не могла с собой поделать. Так я проплакала ровно неделю – семь дней слез, как в фольклорных сказаниях! На восьмой день я наконец успокоилась и поняла, что жизнь продолжается. И вот тогда, еще через пару дней, мексиканец отозвался вновь: «Привет! Ты жива?» Я как раз подходила к калитке дома, возвращалась с работы, читая его слова, и в душу мне заползла теплая змея. Я почувствовала расслабление и успокоение. Поганый мексиканец – я 10 дней ждала этого сообщения, подождёшь и ты! Я осилила паузу в два дня и написала ему: «Нет, она не жива. Тебе пишет енот, который завладел этим телефоном».

Он ответил: «К несчастью, мы потеряли и его! У него была ужасная, ужасная неделя без сна и отдыха. Он не выдержал и скончался. Тебе пишет его ангел. Енот, мне кажется, ты интересный тип. Можно пригласить тебя куда-нибудь?»

Я написала: «Попробуй».

И он предложил сводить меня в мексиканский бар недалеко от станции «Ангел». Было уже очень холодно. Актриса снабдила меня сапогами и щедро разделила две свои шубы по принципу – «серебристый ворс подходит к твоим волосам, белый – к моим». Я завернулась в платок, надела сапоги и шубу.

Мексиканец ждал меня на остановке автобуса. Он был всё так же в тонкой курточке на рубашку. Он погладил мех на моей шубе, как гладят кошку, и мы пошли под ручку в бар. Был сильный ветер, и мы побродили туда-сюда, но так и не могли найти то место, о котором он говорил. Он клялся, что это именно здесь – раньше он снимал комнату в этом районе и хорошо знал округу. И тем не менее мексиканского бара не было. Вместо этого мы оказались на пороге крошечного бара «Прага». Внутри был полумрак и свечи, и мы зашли. За баром стояла симпатичная разговорчивая чешка. Она посмотрела на мой платок и шубу и сказала: «Я сделаю тебе коктейль “Белый Русский”!» Я посмотрела ей в лицо, и мы широко улыбнулись друг другу. Мексиканца задело, что он остался без внимания, и он прервал наш обмен любезностями, потребовав себе «Маргариту»: «Поскольку у вас тут коктейли по национальному признаку, а я, так уж случилось, мексиканец!» – сказал он подчеркнуто громко, словно ожидая, что его слова произведут какой-то бурный эффект.

Мы сели в укромном углу, где стояли большое красное кожаное кресло и маленький пуфик. Я немедля направилась в кресло, оставив пуфик мексиканцу. Он пододвинул его поближе и сел, поджимая свои длинные ноги и пытаясь найти удобное положение. Его коленки торчали вровень его ребрам, словно он сел за руль детского велосипедика. Я упорно игнорировала его красноречивые телодвижения и твердо решила, что буду восседать в кресле. Накануне я была у актрисы. Она выслушала мои рассказы о мексиканце и покачала головой на мою мягкотелость. «Стейк! – сказала она решительно. – Он должен тебе стейк!» Актриса как раз собиралась в ресторан, где планировала повысить свой гемоглобин за счет богатого поклонника.