Шрифт:
– Вы… вы подписали тот документ, где говориться, что… что университет не несёт никакой ответственности за результат этого… этого эксперимента? – промямлил директор, не отрывая глаз от самолёта.
– Да, сер, подписали ещё пару месяцев назад, – ответил Клаус. – Мы передали его вашему заместителю.
– Хорошо, очень хорошо, тогда можете начинать.
Они отошли от машины на приличное расстояние. А Клаус встал впереди самолёта, немного сбоку, так, чтобы Освальд без проблем мог его видеть. Он поднял крыло и, обменявшись с пилотом взглядами, полные волнительной надежды, махнул, что было мочи.
Освальд тут же включил третью скорость и дёрнулся с места, как голодный хищник, завидевший добычу на линии горизонта. С громким рёвом машина за несколько секунд достигла конца беговой дорожки. Пилот подобрал верный момент, чтобы дёрнуть на себя штурвал, и самолёт грациозно оторвался от земли, устремляясь ввысь, к серым небесам.
Клауса и Элизабет охватила истинная радость. Они крепко обнялись, продолжая наблюдать, как их “Летающий пингвин” разрезает облака под громкие аплодисменты толпы. Казалось, лучше момента в жизни просто быть не может.
Но вдруг, Клаус заметил что-то красное в снегу, недалеко от себя. Он подошёл поближе и увидел тот самый минерал, который определил пилота на складе. Видимо, вылетел из кармана Освальда, когда тот разгонялся.
Чаплина охватила странная тревога. Он медленно поднял камушек и, в этот самый миг, прозвучал жуткий грохот. Яркая, огненная вспышка осветила небосвод. Студенты с ужасом наблюдали, как горящие обломки стремительно падают вниз. Профессора позакрывали глаза, а мистер Потапулос продолжал смотреть на небо, не веря в произошедшее.
Клаус же, полностью отдавшись самым отвратительным мыслям, даже не мог вспомнить, как добрался до места катастрофы, и как отыскал Освальда, пристёгнутого к креслу. Пламя поглотило его друга, съело живьём.
И как бы хотелось тогда проснуться в постели, понять, что это всего лишь дурной сон, но стоны Элизабет, крики прохожих и запах горелой плоти постоянно возвращали Клауса в реальность…
В реальность, которая за пару минут превратилась в сущий ад.
Глава 1
Только тик настенных часов слышался в школьном классе. Дети молча глядели на своего учителя математики, который, казалось, забыл, что ведёт урок.
– Да-а, – протянул педагог, уткнувшись взглядом в пол, – иногда усердные поиски могут привести к ещё более серьёзным препятствиям… Поганое это место – жизнь.
– Мистер Чаплин, у вас всё хорошо? – поинтересовался ученик, стоящий у доски.
Клаус ничего не ответил, а только тяжко вздохнул.
Прозвучал звонок на перемену. Дети, обменявшись неловкими взглядами, собрали свои портфели и начали медленно выходить из класса. Они вежливо прощались с учителем, но тот продолжал безмолвно сидеть, не поднимая головы.
Только минут двадцать спустя, мистер Чаплин осознал, что его урок уже закончился. Он собрал свои вещи, надел серое пальто, застегнулся на все пуговицы, нацепил на голову чёрную, плоскую кепку с козырьком и вышел из пустого класса.
В коридоре его встретил заместитель директора, мистер Дарвин. Он выглядел довольно обеспокоенным.
– Клаус, нам нужно поговорить, – сказал замдиректора, уперев крылья в бока.
– У меня приём к врачу. Может, завтра поговорим?
– Нет, сейчас.
Серьёзный тон мистера Дарвина заставил Клауса повернуться.
– Это так важно? – спросил учитель.
– Да, важно. Закрывай класс и идём ко мне. У тебя больше нет уроков?
– Только дополнительные, но на них никто не придёт.
– Почему это?
– Потому, что современным детям не до математики, Раф, – ответил Клаус, вытаскивая ключ из двери.
Они пошли в кабинет заместителя. И, только усевшись друг на против друга, мистер Дарвин перешёл к делу:
– Ко мне только что подошла староста из десятого, – начал говорить он. – Жаловалась, что ты опять пол урока просидел молча.
– Пол урока… – устало усмехнулся Клаус. – Задумался на минуту, не больше.
– А про поиски, серьёзные препятствия и поганую жизнь – это ещё что такое?
Учитель вопросительно поглядел на него.
– Вы искали доказательство для какой-то теоремы и нашли неправильное, – напомнил ему мистер Дарвин. – Ты сказал что-то, типа: “Иногда поиски могут привести к ещё более серьёзным препятствиям…”. И, после этого, ты уставился в пол, просидев таким образом всё оставшееся время. Что за философский бред? Откуда это взялось?