— Зачем явился тогда? — сквозь зубы процедил Аватар. — Проклятый останется со мной, и его ты не получишь.

— О нет. Оставь его себе.

— Тогда зачем?

— Поглазеть, — незнакомец снова ухмыльнулся.

Ноздри Аватара раздувались от гневного, яростного дыхания.

— Уж поглазел! — рявкнул Энглуд. — Доволен?

— Ты прости, светоносец, я убрал все вешки.

Илур непроизвольно глянул за спину: изумрудного сияния больше не было. Незнакомец не соврал.

— Всякому путнику из Великого Кольца на пути в Нейтрали надлежит другому оказать помощь, коли потребно. Стих пятый, третья песнь. Ходящий помогает мне, я помогаю ему. Это цикл жизни.

Незнакомец вдруг неожиданно посмотрел на Илура и встретился с ним взглядом. Викарий вздрогнул и закричал от ужаса: он увидел не ряженного в белые одежды мужчину, а косматый густой туман, будто вся нежить встала облаком, закружилась и завертелась. Показалось чудовищное лицо из змей, и холодный страх наполнил каждую его клеточку. Страх, тянущийся из самого детства: с момента, когда висящий на крючке плащ кажется безголовым мертвенем, а каждая тень похожа на кикимору или многоножку.

И все в мгновение исчезло.

— К-кто это был? — пролепетал Илур, пытаясь подняться, но ноги все еще не слушались. — И он видел вешку, и смог убрать ее. Это и есть один из ходящих? Он сказал, что помогает ему.

— Нет. Вставай, — прошептал Аватар в глубокой задумчивости. — Но он тоже видит. Вставай, идем. Ты еще нужен, проклятый. Теперь ты нужен как никогда.

2-2.

2.

В это свежее утро, наполненное большими каплями росы и ленивым солнцем, ворота Святого Бенета уже были перегорожены цепями, несмотря на обычаи. И за ними на виду, хоть и в тени, стоял ряд городского охранения из тридцати гвардейцев. «Красные мундиры» — сплошь дворяне первого клина, правда, не самого высшего сословия, но зато самого преданного почившей королеве. Начальник городской стражи был человеком бывалым и следовал мудрой мысли: любое скопление людей может вызвать волнения и беспорядки, а потому заранее предупредил их, значительно и, главное, демонстративно усилив охрану.

И действительно, возле ворот уже собралась порядочная толпа: со всех дорог и тропок на южный тракт прибывали все новые люди: торговцы, пилигримы, монахи, пешком, в повозках, верхом — все толкались и недовольно вопрошали, когда откроют въезд в город. Среди общего недовольного гула время от времени раздавались агрессивные высокие возгласы. Однако к цепи никто приближаться не осмеливался.

Небольшие группы людей, съехав с тракта, маленькими островками стояли вдоль дороги, переговариваясь, иногда вытягивая головы, пытаясь разглядеть, что же творится за воротами. Но один путник, завернувшись в плащ, цепким взглядом осматривал не то, что делается в Гилладе, а толпу, то и дело поедая взглядом горизонт с черными точками прибывающего народа. Рядом с ним оживленно беседовала пара, очевидно, местных буржуа, похожих друг на друга и манерой держаться, и внешне: оба лысеющие, в дорогих, неуместных на такой жаре одеждах, и оттого тяжело дышащие и краснеющие.

— Еще раз говорю, что это точно из-за будущей коронации, уважаемый Джермэйн, — говорил один, немного гнусавя. — Говорят, должен прибыть и Марк Ирпийский, да еще граф Этруско не приехал. Только непонятно, чего держат-то народ. Слышишь, люди говорят, что и на других десяти воротах тоже пропуска не дают.

— Боятся чего-то, — кратко отозвался тот, кого назвали Джермэйном. — Тебе, куманек, не кажется, что затевается какая-то заваруха?

— Отчего бы это? — куманек тяжело выдохнул и расстегнул камзол еще на две пуговицы, позволяя кружевной рубашке неряшливо вылезти наружу. — Спроси кого угодно — герцог Ирпийский королем и станет. Чего народ терзать?

— Много ты понимаешь, любезный Клетус. На корону-то он давно метит, только право наследования никто не отменял. И не отменит.

Джермэйн ступил на пригорок, пытаясь через головы толпы заглянуть за ворота.

— Право наследования, — хмыкнул Клетус, — много ты видел у королевы, почти Небо прах ее, наследников?

— Бастардов до коронации редко увидишь.

— Как и королеву, что сможет укрыть тяжесть, да и дитя произвести незаметно, — Клетус тоже попытался заглянуть поверх голов, но, даже встав на цыпочки, ничего не разглядел. — Откуда взяться им?

— Глупости не болтай. Король, почивший давно, мог еще в то время наплодить ублюдков, и сидели они чинно-мирно где-то на выселках или в монастыре, укрытые от всех глаз. Только вот уверен, что этот проходимец Этруско что-то задумал. Слыхивал я, что видели, как к нему сам Ворон наведывался. Уж не знаю, правда или вымысел. Но коли так, то зачем?

— Вранье, — уверенно изрек Клетус

— Может, и вранье, а вдруг и нет?

— Вдруг лишь кошки рождаются.

— Всяко может быть, так что я думаю, что бастард уж точно будет предъявлен. Чего ради весь переполох городить с цепями? — Клетус пожал плечами, но Джермэйн не дал ему ответить и продолжил: — А я вот думаю, что цепи — чтобы не допустить рыцарей Марка Ирпийского в город. Слыхивал я, что он прибудет с десятком копий. А это, на минуточку, в каждом копье: оруженосец, кутилье, пяток лучников и квартет копейщиков. Чай двенадцать солдат. Вот и считай, что это больше сотни воинов. Клин почти. И это если там нет баннерета, а он, скорее всего, будет. А тот и сам может иметь вассалов рыцарского звания и не десяток мечей, а три. Спрашивается — зачем?