Это была субботняя традиция.

Ей не были страшны ни машины, ни люди, но она обходила любые препятствия. В своем порыве она потянула ручку двери кафе на себя, вызвав недоумение персонала, в целом, привыкшего к чему-то необычному в этом месте, и сама удивилась.

На столик, за который она села, поставили стакан моккачино. Девушка смотрела на свою руку уже несколько минут, но этот кофейный напиток будто говорил: «Надо освобождать место».

Высокий блондин с ярко выраженными скулами поблагодарил официантку. Муза оперлась локтями на столик прямо напротив мужчины и легко дунула ему в лицо во время первого глотка. Мужчина был уверен, что это место и моккачино в субботнее утро дарят ему вдохновение на написание «очень важной и очень секретной работы». Именно так он называл свою кандидатскую диссертацию по формированию переходных металлов при воздействии электричества при любопытной официантке, для сохранения интриги. Такой напиток для такой скукотищи! В ином случае блондин бы давно бросил.

Муза сразу покинула это место и направилась дальше, ближе к метро «Семеновская», делая крюк через сквер. Остановилась далеко напротив кинотеатра на том же самом месте, где видела прошлой ночью молодого человека без ботинок, а оттуда пошла в подземку. На синей ветке было традиционно много людей.

Девушка начала себя чувствовать не очень хорошо:

– О, нет, только не это, – в груди появилось ощущение сжатия.

Но она действительно держала себя в руках: аккуратно смотрела по сторонам, стараясь не пройти сквозь кого-то и не встать на то место, которое будет кем-то занято.

– «Я справлюсь, я справлюсь, я справлюсь» – повторяла она по кругу, затем увидела троицу, похмеляющуюся пивом, в приподнятом настроении. Они бычились между собой и смеялись, то и дело задевая кого-нибудь из окружающих. Бабка, сидевшая рядом, начала их крыть отборным матом.

Муза перешла в соседний вагон, избавляясь от мигрени.

Человека, который стоял у нее на пути, словно чем-то стукнуло. Он засунул руки в карманы, а затем внезапно засмеялся.

В другом вагоне одну половину заняла группа детей, направляющаяся на экскурсию. Их сопровождающая уставилась в маленький дисплей Siemens C55 и по буквам набирала эмоциональную СМС, понимая, что отправить ее сможет только тогда, когда выйдет в город. Другая половина вагона была не забита, поэтому муза осторожно прошла туда.

Так она спокойно проехала еще две остановки, пока в этот поезд не хлынул поток людей с кольцевой линии. Нужно было продержаться до «Арбатской», сделать пересадку на «Александровский Сад» и поехать дальше до «Багратионовской». Но некоторые вещи от нее не зависели – в груди вновь что-то сжалось.

Муза снова начала искать, куда переместиться.

Слишком много человеческих эмоций, слишком много эмоций противоречивых.

Надо было как-то перебить этот поток. И она запела известную песню, изначально в оригинальном исполнении Ларри Маркса, «Скуби-Ду, где ты?». Девушка пела громко. И хотя ее никто не видел и не слышал, дети, продолжавшие ехать в другом конце вагона, один за другим вспоминали эту песню. Ребята пели друг другу исковерканными английскими словами, также громко смеясь.

Шатенке с яркими янтарными глазами стало чуть легче. Она улыбнулась, услышав радостный смех, и выдохнула. Жаль только, что сейчас не было возможности аккуратно скрыться в каком-нибудь углу, как в «Русиче», который еще не успели ввести в эксплуатацию.

Проехав две станции, девушка вышла из вагона и повернула налево. У эскалатора на Филёвскую линию традиционно скопилось много людей, поэтому муза сразу пошла с левой стороны, обгоняя насквозь редких пассажиров, справляясь с легким головокружением, и встала на незанятую ступеньку по правой стороне. Человек чуть ниже проявлял паранойю, развернувшись лицом на спуск, и придерживал рюкзак, висевший на одной лямке, в районе молнии. И проявлял он паранойю не только своими действиями, но и состоянием.

Девушка закатила глаза и пошла дальше, но при сходе с эскалатора налетела на оступившуюся женщину с двумя пакетами какой-то мелочевки. От внезапного испуга сама муза прониклась этим ощущением, переросшим внутри нее в страх. Она тут же прижалась к стене.

– Что-то сегодня труднее, чем обычно, – и в этот момент в груди музы не только что-то сжалось, но и повернулось на 180 градусов, глаза стали видеть контрастно и насыщенно. – Нет, пожалуйста, только не сейчас.

Она села на плитку и сжалась настолько сильно, что со стороны превратилась в несчастный трясущийся комочек.

Её глаза почернели.

Из них полились слезы, мгновенно высыхающее у подбородка. Слух стал настолько острым, что она могла слышать всё происходящее разом и отдельно чей-то шепот – и полностью все воспринять.

– Пожалуйста, пожалуйста, успокойся, – говорила она себе. – Лишь бы меня никто не увидел, лишь бы меня никто не увидел прошу. Я не хочу сотворить беду.

Она ощущала, как ей становится безумно приятно. Растекающееся тепло по всему телу, ощущаемое даже в мизинцах ног. Она широко раскрыла рот и сжала черные глаза, в которых царствовало небытие.

– Нет, нет, не надо! – крикнула она.

Ощущения резко сменились дикой болью, словно ей по телу очень быстро полоснули ржавым двуручным мечом.

«Нельзя кричать», – подумала она и зашептала. – Тихо, тихо. Сейчас все пройдет.

Муза пыталась вспомнить что-то хорошее. Не приятное, а хорошее. И натолкнулась, не сразу, на молодого человека, удивленно смотрящего на нее в кинотеатре. Возможно, что это было совпадение, но ей становилось легче, хотя она чувствовала, что глаза остаются черными. Муза медленно встала и вдоль стены пошла по лестнице на станцию «Александровский сад». Самое трудное заключалось в том, что ей нужно было как-то пройти к противоположной стене и никого не задеть.