Пока Лысенко заговаривала Георгия, Молчанов, утирая пот со лба, наблюдал за этим диалогом, сидя на лавке вместе с Аглицкой. Девушка, убедившись, что её волосы сохранили свой удивительный цвет оттаявших после долгой зимы листьев ясеня, повернулась к Максиму Владимировичу и откровенно спросила:

– У вас каждый день такой писец происходит?

– Нет, конечно. Хотя в последнее время что-то часто под поезд бросаются. То собаки то люди…– неожиданно, Молчанов кое-что вспомнил. Он подошёл к Георгию и прервал словесный поток Лысенко.– Простите, молодой человек, а в вашем круге общения не было студенток Бауманки?– юноша помотал головой.

– Молчанов, ты сбрендил? Какая Бауманка?– не поняла Арина. Засмеявшись от глупого вопроса, Лысенко тут же продолжила.– Ты его не слушай. А вообще ты мне сразу показался каким-то несчастным. Как увидела ещё когда ты в первый раз пришёл, сразу поняла – что-то не то!

– В какой первый раз?– Георгий начал отходить от потрясения и попытался понять суть вопроса.

– Ну ты же не сразу решился, раза два до этого приходил сегодня,– пожала плечами Лысенко.

– Ничего п-подобного. Я только один раз сюда пришёл. Сейчас. Чтобы сразу… прыгнуть,– выдавил юноша.

– Бедняжка,– Арина вздохнула.– Всё из головы вылетело. Ничего, оправишься. Ну и вот, слушай дальше…

Максим Владимирович отошёл обратно к Аглицкой и опустился на лавку. Лера не знала, что сказать, а Молчанову нужно было подумать, поэтому на какое-то время воцарилось молчание. Нарушил его, что удивительно, Максим Владимирович.

– Там сейчас другая бригада подъедет, я сегодня работать не буду.

– Ну само собой,– кивнула Аглицкая.– Сейчас бы работать после такого веселья!– и опять тишина. Однако через пару минут Лера вздрогнула и ткнула в бок своего нового знакомого.– Максим Владимирович, дай номер свой.

– Чего дать?– не понял Молчанов.

– Телефон свой дай, говорю.

– Это в каком смысле?– Максим Владимирович совсем не ожидал такой просьбы и нашёл её двусмысленной.

– Ничего не подумай, с тобой весело просто. А у тебя девушка-то есть?

– Нет,– Молчанов помотал головой.

– Найдём. Я тебя в свет выведу. Какой-то ты загнанный.

Когда Максим Владимирович пришёл домой и сел перед телевизором, то даже не включил его. В голове роились мысли. Он отчаянно пытался понять, что за существ видел уже два раза за последнюю неделю. Они наверняка были одного происхождения. Георгий явно был жив, значит, это точно не призраки. Но кто-то же стоял у стены тогда. Кто-то же плакал, поднимая голову к потолку. Кто-то, излучавший загадочное белое свечение. Кто-то, точь-в-точь похожий на Георгия. Кто-то, но не он.

Через несколько дней после инцидента на «Сухаревской» Максиму Владимировичу объявили, что какое-то время ему предстоит работать на «Трубной» в великолепной, по мнению Молчанова, должности. Максиму Владимировичу предстояло сидеть в мониторной, куда транслировались видео с камер на станции, и изредка выходить, если появится что-то нехорошее. Это входило в обыденное для Молчанова понятие Службы безопасности. Огорчало немного то, что при таком виде деятельности подразумевался коллега – работа была парной.

Но это можно было перетерпеть. Коллега явно не начнёт вытаскивать Молчанова на прогулки, не будет пытаться пойти с ним в клуб. Дело в том, что за эти несколько дней у Максима Владимировича появилась подруга. Лера была первым человеком, которого не смущала полная безынициативность Молчанова. Она писала ему первой, сама звонила порой, звала на прогулки, и, в целом, Молчанов понял, что её звонки прекрасно помогают справиться с мрачной серостью работы в метро.

В тот день эту серость, помимо Аглицкой, скрасил коллега. Оказавшись в мониторной, Максим Владимирович увидел за пультом знакомый силуэт. Это был едва ли не единственный человек, общество которого Молчанову было приятно – его тёзка, тоже Максим. Но Вячеславович. Максим Вячеславович Иссинский, худой, среднего роста мужчина с длинными тёмными волосами, плотно прилегающими к черепу. На его лице всё время было позитивное выражение. Даже если Иссинский был сосредоточен на чём-то, уголки его губ всегда были чуть приподняты. Рассмешить Максима Вячеславовича было невероятно легко. Он был лёгок на подъём и быстро вникал в суть любой шутки. Приятнее человека Максим Владимирович в метро не встречал. Как всегда, Иссинский сразу же обернулся на звук открывшейся двери.

– О, Молчанов,– Максим Вячеславович засмеялся и, привстав, пожал Максиму Владимировичу руку. Его веки в состоянии покоя всегда были чуть-чуть опущены. Создавалось впечатление, что Иссинский всё время хочет спать. Но в моменты беспокойства и крайнего сосредоточения глаза распахивались во всю ширь.– Как жизнь?

– Как всегда,– Молчанов пожал плечами.– А ты как?

– Ты знаешь, я потерялся!– сообщил Иссинский. Эта фраза означала совершенно конкретную ситуацию – несколько минут назад, Максим Вячеславович связывался с диспетчером Наринэ-Иванной. Наринэ-Иванна была хорошо знакома Иссинскому, на неё Максим Вячеславович всё время почему-то попадал в экстренных случаях. Каждый раз, звоня в диспетчерскую чтобы сообщить о каком-то происшествии, Иссинский слышал один и тот же голос с красивым акцентом. Он уже примерно представлял себе эту даму, несмотря на то что вживую они ни разу не виделись. Её примечательные фразы Максим Вячеславович нередко цитировал. Однажды, когда Наринэ-Иванна запуталась руками в проводах, она с возмущением заявила в трубку: «Я потерялас!». Это рассмешило его донельзя. Ещё Максим Вячеславович несказанно радовался, когда в рации появлялись помехи и Наринэ-Иванна принималась раздражённо жаловаться: «Да я не понимаю, щто это за радио, где вообще находимся? Щто за шум… Кто шумит-т?!». Ещё Иссинский любил порой пытаться скопировать очаровательный акцент Наринэ-Иванны, но терпел крах. Её голос был уникален, спародировать его не представлялось возможным. Слегка тянуть звук «м» на конце слов, выделять «о» в окончаниях – этого было недостаточно. Порой Максим Вячеславович порывался написать книгу «Как говорить, как Наринэ-Иванна». Ведь есть же книга «Как говорить, как Стивен Фрай», значит и про Наринэ-Иванну нужно что-то такое создать. Этот уникальный говор, ласкающий слух посреди грубых интонаций прочих работников метрополитена, был для Иссинского определённой отдушиной. И раз сейчас Максим Вячеславович радостно сообщил, что потерялся, это явно было следствием недавнего диалога с Наринэ-Иванной.

– По какому поводу на этот раз созванивались с Наринэ?– поинтересовался Молчанов

– У нас художник опять чудит.

– Какой художник?– не понял Максим Владимирович.

– На «Трубной» бродит один дедушка, всё время мольберты свои расставляет. Нам его либо самим надо убирать, либо силы посильнее звать,– такие фразы тоже были фишками Наринэ-Иванны. Она иногда говорила Иссинскому, что его наглядность не наглядная, когда тот описывал ей некую ситуацию на станции.– Руководство утверждает, что он мешает движению народа.