Мысли хаотично мечутся. Мне нужно выяснить, где он лежит. Что для этого сделать? Думай. Не время сходить с ума. 

Пять минут уходит у меня на то, чтобы найти телефон. Я выворачиваю сумки, хлопаю ящиками кухонного гарнитура, несмотря на то, что там его быть не может. Трезвое сознание мне все еще неподвластно. Если Булат умрет, то мне ничего больше не нужно. Почему, ну почему, я ушла? Если бы я не вспылила, если бы он со мной остался, то ничего бы этого не случилось. Мы бы проснулись вместе, выпили кофе и Булат поехал на работу. 

Отчаяние и вина выжигают мне глаза. Как мне с этим примириться? 

Телефон я нахожу брошенным на диване. Пальцы ходят ходуном, и мне с трудом удается набить в поиске «Больницы Москвы». Когда интернет щедро выдает мне бесконечный список адресов, я начинаю тихо скулить. Я потрачу на звонки полдня, а мне нужно прямо сейчас.

В голове неожиданно перещелкивает и дальнейший план рождается за секунду. Я погорюю позже, а сейчас мне нужно действовать. Разве есть у меня выбор? Нет. Я просто знаю, что должна попасть к нему, и неважно, какова будет цена.

Я натягиваю толстовку, волосы забираю в хвост. В кармане одной из сумок лежат все мои деньги: евро, которые вернула Лариса, и еще рубли, те, что я не успела поменять. Я запихиваю их в рюкзак и вызываю такси. Я к нему попаду, чего бы мне это не стоило.

Заслышав шум шагов, Михаил отрывает глаза от монитора и снимает очки. Он плохо видит вблизи, и я даже подобрала ему комплекс упражнений для тренировки зрения, но он им, кажется, не пользуется.

— Михаил, скажите мне, в какой больнице лежит Булат. — От его сочувственного взгляда, моя боевая решимость дает сбой и на глаза наворачиваются слезы. — Поймите, мне надо. Ваш племянник отвозил его друга в больницу, значит, он знает, где. 

— Так я бы и рад, но ведь не могу, — Михаил трет переносицу и прячет глаза. 

Он боится. Знает, что мы не вместе и боится, что ему за это попадет.

Я лезу в сумку и выкладываю на стол пачки евро. От эмоций голос начинает дребезжать, а жжение в носу нарастает с каждой секундой.

— Вот. Возьмите, пожалуйста… Здесь двести тысяч. Двести восемь, вернее. Вы только скажите мне, где лежит Булат. Клянусь, я не скажу, откуда узнала. Мне надо, понимаете? Я его люблю.

Михаил непонимающе хлопает глазами, разглядывая горку купюр, и его лицо все больше пунцовеет. Я не свожу с него глаз, мысленно умоляя сказать мне. Если Булат умрет, мне ничего больше не нужно.

— Не надо вот это все… — бормочет он, нахмурившись, и отодвигает деньги. — Клиника на Маяковской, недалеко от станции метро. Адрес точный не знаю… Найдете.

— Спасибо… — сдавленно выдыхаю я, и едва не сбиваю монитор, когда тянусь через стол, чтобы его обнять. Какой он, а, Михаил. Настоящий друг.

В такси я, наконец, даю волю эмоциям: сгибаюсь в две погибели и, закрыв лицо ладонями, начинаю беззвучно реветь. Теперь, когда я получила нужную информацию, нервы, собранные в комок, расслабились. Пусть с ним не случится ничего страшного. Пусть он меня дождется и тогда все обязательно будет хорошо.

Дорогой выясняется, что вблизи метро Маяковская есть всего две больницы, одна из которых частная. Водитель предполагает, что после аварии пострадавшего привезут в государственную, но я, сама не зная почему, настаиваю на второй. 

То, чтобы мы приехали правильно, я убеждаюсь, едва мы останавливаемся у входа: у клиники презентабельный фасад, а вдоль дороги припаркованы сплошь Ауди и Мерседесы. Булат точно лежит здесь.

— Простите, — я стараюсь не говорить быстро и сбивчиво, чтобы не сердить девушку за стеклом ресепшена. — Сегодня к вам поступил мой… парень… Каримов Булат. Подскажите, как я могу к нему попасть?

Я сжимаю вспотевшие ладони в кулаки и жду. Пусть он будет здесь. Клиника выглядит дорогой, значит, и врачи здесь хорошие и ему наверняка помогут.

— Секунду… — наманикюренные пальцы начинают быстро порхать по клавиатуре, идеально попадая в такт ударам сердца, готовому выпрыгнуть из грудной клетки. — Да, он здесь. Но, боюсь, пройти к нему нельзя. Он в реанимации.

Я прикусываю губу, чтобы заглушить рвущийся всхлип. Реанимация — это плохо. Я знаю это, потому что муж тети Гали лежал в реанимации после инсульта. Он там умер.

— И что мне сейчас делать? — хриплю, уставившись в родинку на ее щеке. 

— Вам нужен его врач, но Сергей Валерьевич, боюсь, не скоро освободится. 

— Я подожду. Где я могу его найти?

— Четвертый этаж. Я оформлю вам разовый пропуск. Спросите на посту Казарина Сергея Валерьевича. 

В любой другой раз я бы улыбнулась девушке в благодарность за помощь и отзывчивость, но сейчас меня хватает лишь на глухое «спасибо». 

«Четвертый этаж. Казарин Сергей Валерьевич», — беззвучно повторяю драгоценную информацию, пока быстрым шагом иду к лифту.