– Я изменю курс, и ты попадешь на новую планету! Обещаю, я все для тебя сделаю, только дождись меня. Все будет хорошо.

– А, ладно.

Вот так и вышло, дорогой читатель, что спятивший на почве котоутского очарования пират привел собственный корабль на Землю, но из-за того, что расчеты он делал впопыхах, параметры гравитации Граспер ввел ошибочно. И вместо того, чтобы зависнуть на орбите и оттуда уже под покровом невидимости спуститься в транспортной капсуле на поверхность, они вписались в планету на приличной скорости в окрестностях Детройта.

Дорогой читатель, когда я говорю про «приличную скорость», я имею в виду в космических масштабах. Большую часть команды Граспера и его самого падение убило на месте, а остальные изрядно пострадали, и единственным, кому по-настоящему повезло, стал Нагаш – его уберегла силовая клетка.

Он даже не сильно испугался, решив, что, наверное, в странной железной птице это нормально. Он размял лапы, насколько это было возможно, и позвал богов.

Вместо ответа его клетка щелкнула и исчезла. Нагаш, естественно, решил, что его таким образом куда-то зовут, и пошел смотреть удивительный новый мир.

Позволь, я поясню тебе принципы работы силовой клетки, дорогой читатель – она получает питание непосредственно от главного корабельного генератора, а тот в случае серьезной аварии консервируется сразу после того, как корабль перестает падать. Иными словами, после аварии клетка просто отключилась.

Нагаш вышел, вдохнул полной грудью странный, пропахший дымом воздух, оглядел перекореженный металл, в который обратился корабль, несколько близлежащих трупов и, решив, что, наверное, что-то просто пошло не так, потрусил прочь. Вдалеке он видел странные прямоугольные образования – на самом деле, дома Детройта, – очень похожие на коробки. Они влекли его неодолимо.

Ашера разбудил грохот рухнувшего неподалеку космического корабля. И я скажу тебе, дорогой читатель, это не самый приятный способ проснуться, если накануне ты напился до невменяемости. Ашер успел несколько раз пожалеть о том, что жив, еще до того, как открыл глаза и осознал, где находится. Он лежал в какой-то подворотне, в старой ржавой ванне, наполненной грязной водой, а мир вокруг переливался и сверкал, как и положено миру после утреннего дождя. Если ты из тех, дорогой читатель, кто способен наслаждаться прозрачной поэзией капель, разбивающихся об асфальт, сверкающих стекол, привносящих в мрачную безысходность подворотни весну и ощущение сказки, полагаю, тебе бы место, где проснулся Ашер, даже понравилось. Но он пришел в себя после попойки, мучаясь от жутчайшей головной боли, чувствуя себя так, словно у него во рту устроили общественный туалет, и не в состоянии вспомнить ничего после того, как они с Гарстом и Тайном вывалились из бара, голося на три голоса ими же сочиненную песенку про то, что приключения ждут.

Теперь, лежа неизвестно где в ржавой ванне в подворотне, не утонув в ней же только чудом, и глядя на собственные торчащие вверх омерзительно желтые резиновые сапоги, Ашер готов был признать, что приключения удались.

– Встать, солдат, – отвратительно жизнерадостно скомандовал сержант Джонсон, нависая сверху. У сержанта в горле засел обломок какой-то железной хрени, и был сержант совершенно точно мертв, но это не мешало ему действовать Ашеру на нервы, не хуже, чем при жизни.

Джонсон всегда был для Ашера человеком особым, потому что появился в самом начале его армейской карьеры, когда будущий полковник был еще рядовым салагой Лео. Сержант Джонсон обладал удивительной сверхспособностью всегда делать неправильный выбор и при этом выживать в одиночку. Если Джонсон говорил бежать вправо, любой, у кого были мозги, немедленно кидался влево, и только благодаря этому оставался жив. Мозги в их взводе были дефицитом, так что в конечном итоге Джонсона пережил только Ашер, и никогда о том не сожалел.

Если Джонсон – даже мертвый – говорил вставать, нужно было лежать и не рыпаться.

– Посмотри, во что ты превратился, – укорил сержант, хотя, по мнению Ашера, не трупу было глумиться над живым. – Чмо в желтых сапожках.

С этим спорить было сложно – желтые сапоги торчали над краем ванны и резали Ашеру глаза. Он со стоном сел, стащил один сапог, бросил на землю, потом поступил со вторым точно так же и скривился – ноги пахли так, как могут пахнуть только ноги мужика, если он черт знает сколько времени провел в резиновых сапогах.

Фу, скажешь ты, дорогой читатель, и я вполне тебя понимаю. Мы с тобой люди и потому совершенно определенным способом реагируем на грязные ноги. Многие котики, например, реагируют иначе, и их они приводят просто в какой-то полунаркотический восторг.

Каждый разумный биологический вид можно раздеть до чего-то примитивного и первобытного, того, что лежит в основе наших инстинктов. Как, например, если мы закопаемся в человека поглубже, то обнаружим в нем кровожадную, жадную обезьяну.

Котоуты, безусловно, тоже разумная раса, но и ее можно раздеть до примитивного и непобедимого в безусловности своих инстинктов котика.

И в подворотню, где лежал Ашер, Нагаша привел именно чарующий аромат человеческих ног, который ни один котоут ни разу не чувствовал, но которому в глубине своей котячьей души просто был не в состоянии сопротивляться. Мир Земли для Нагаша оказался новым, совершенно непонятным, и вдруг в нем появилось нечто чудесное, лучше самого яркого, самого нового клубка.

Любовь, как и проблемы, дорогой читатель, может случиться внезапно и начаться с сущей мелочи – с яркого плаща, чьей-то улыбки, одной скамейки на двоих в парке. Для Нагаша она началась с запаха.