– Мужик не носит галстук? У него проблема. Он пьет скотч вместо тупого мартини? Проблема. Вы, ублюдки, списываете хорошего солдата со счетов только потому, что у него глюки. Придурки.

Тайн слушал его со спокойным вниманием готовящегося убивать хищника и ждал, пока Ашер закончит.

– Вот взять меня, например, – продолжал тот. – У меня проблемы? Нет у меня проблем. У меня стихи. Просто плохие стихи.

– Охрененно плохие, – неожиданно вставил Гарст. – Реально, чувак, тебе надо лечиться.

– Мне, – мрачно огрызнулся Ашер, – не надо лечиться. У меня нет проблем.

– У тебя-то нет, – поддакнул Гарст. – А у нас есть. Ты хоть людей пожалей, такое слушать. Эй, Несправедливость, подтверди.

– Во-первых, – педантично ответил ему Ричард Тайн, один из самых знаменитых психотерапевтов в Детройте, – я без маски, так что сейчас я не Несправедливость. Во-вторых, проблемы только у тех, кто может заплатить мне две тысячи долларов в час, а все остальные абсолютно нормальны и страдают ерундой. Расслабься, Ашер, тебе просто попались психологи-неудачники, которые лечат всех подряд. Ты не психопат, если не можешь заплатить за терапию.

После его слов снова воцарилось глубокомысленное молчание, пока каждый пил о своем.

– Знаешь, Несправедливость, – сказал наконец Ашер, – а ты мне нравишься.

– А тебе и правда платят по две штуки баксов за сеанс? – с подозрением человека, который подозревает неладное, спросил Гарст.

– Не за сеанс. В час, – поправил его Тайн-Несправедливость.

– Офигеть. Вот же психи.

Ашер был с этим абсолютно согласен.

– Я ненавижу своих пациентов, – попивая очередное бесчисленное мартини, делился тайнами психотерапии Тайн пятнадцать минут спустя. – Они думают, что это у них проблемы, хотя на самом деле это у меня проблемы. Мне тридцать пять, и я живу с мамой.

– Переехать не пробовал? – мрачно поинтересовался Ашер тоном человека, который уверен, что все ваши проблемы – ерунда, хоть и понятия не имеет, о чем идет речь.

– Ты не видел мою маму, – в тон ему отозвался Тайн и полез за телефоном.

Фотография мамы стояла у него на экране главного меню.

Ашер и Гарст смотрели на нее несколько секунд, пока Гарст не передернулся, отстраняясь.

– Знаешь, мужик, не обижайся, но не хотел бы я встретить твою маму в темном переулке, – сообщил он Тайну, заказывая очередное пиво.

– В светлом тоже, – не обидевшись, подтвердил тот. – Это мама настояла, чтобы я пошел в психотерапию, а я всегда мечтал о фигурном катании.

– Ты конченый человек, – задумчиво сказал Ашер. – У тебя никогда не будет женщины.

– Знаю, – хмуро отозвался Тайн, вылавливая из своего бокала оливку пальцами и рассматривая ее, как нечто диковинное. – Я зарабатываю две тысячи баксов в час и живу зря. После моей смерти наш род прервется.

Про себя Ашер считал, что это хорошо, потому что, по его мнению, таким, как Несправедливость, нельзя было размножаться.

– Все тлен, – пафосно заключил Тайн тоном, каким обычно изрекают великую мудрость.

Ашер согласно кивнул. Не то чтобы ему особенно нравился Несправедливость, но иногда тот говорил дельные вещи.

Гарст, правда, этого мнения не разделял:

– Тлен? Мужик, какого черта? Ты же мозгоправ, разве ты не должен говорить людям, что всегда есть надежда?

– Нет никакой надежды. Мы рождаемся, чтобы умереть, – Тайн допил все, что было у него в бокале, и потянулся к своей бутылке. На донышке оставалось немного мартини.

– И твои пациенты не послали тебя на фиг после такого? – с сомнением прищурился Гарст, баюкая стакан с пивом.

– Я мизантроп, а не идиот, – мрачно ответил ему Тайн. – Своим пациентам я говорю другое.

– Что жизнь стоит того, чтобы бороться? – неодобрительно скривился Ашер.

– Чтобы они завели котика, чаще занимались сексом и регулярно приходили ко мне на прием. Хотя на самом деле хватило бы котика и секса.

– Вот ты зачем пошел в герои? – меланхолично спросил Гарст, баюкая очередное пиво и явно понемногу проникаясь идеей того, что «все тлен».

И хотя обычно у Ашера любая меланхолия вызывала желание немедленно дать в морду, в тот момент он был изрядно пьян и решил не вставать с мерно покачивающегося стула.

Ашер напивался нечасто, но знал, что, если мебель под тобой внезапно начинает покачиваться, лучше сделать вид, что ничего не происходит – в лучшем случае это просто землетрясение, и тогда ты умрешь как идиот не вставая со стула, а в худшем тебе это просто кажется, и тогда ты потеряешь работу и попадешь в грязные лапы психолохов.