– Слушай сюда, ты, пухнатый выкидыш грязной шкуры, я..!

Как Корус знал по опыту, примерно на этом моменте требовалось вмешательство шамана и мудрый совет. Обычно он все равно не вмешивался,

руководствуясь принципом «ты это породил, тебе с ним и разбираться», но на сей раз на кону стояла судьба клубков:

– Боги скоро прилетят, – напомнил он, ненавязчиво оттесняя Гедо в сторону. – Ты не можешь портить ему шкуру.

– Кому? – не понял Нагаш.

– Тебе, – ласково пояснил Корус. С Нагашем он обычно предпочитал пояснять некоторые вещи сразу.

– Мы же говорили о ключах и клубках, дядя Корус. При чем здесь боги и зачем папе портить мне шкуру? Вы сегодня оба какие-то нервные. Подумайте о хорошем, скоро у нас будут новые клубки и коробки, а еще тапки и подстилки. Пап, я ведь был хорошим охотником, и много добычи принес в стаю, можно мне будет взять себе тапок? Хотя бы один, я буду хорошо о нем заботиться.

– Нельзя! – рявкнул Гедо.

– Почему? Ты что, все еще злишься из-за теста? Но, пап, это испытание очень глупое. Если двери открываются одним прикосновением лапы, зачем вешать ключ? И потом, ведь не бывает же ключа без замка. Может быть, этот ключ не открывает те двери, но какие-то двери он же обязательно открывает. Когда я найду их, я смогу пройти Испытание своим собственным способом! Я не сдамся!

Как уже упоминалось, при общении Гедо с сыном эмоциональное состояние вождя часто курсировало между двумя неизменными стадиями: «неконтролируемой яростью» и «разочарованным смирением». Несколько абзацев назад ты наблюдал переход из последней в первую, дорогой читатель, теперь можешь понаблюдать за обратным процессом, потому что именно последняя фраза Нагаша полностью сломила дух Гедо и показала ему всю тщетность и непродуктивность ярости.

Вождь жалобно мяукнул, понимая, что никогда, ни логикой, ни когтями не пробьется к собственному сыну, и приложил лапу к морде в межвидовом жесте, который у нас называется «фейспалм»:

– Корус, мы не можем как-нибудь связаться с богами, чтобы они прилетели побыстрее?

– Нет, мой вождь, – сочувственно ответил ему тот.

– А зачем? – невинно поинтересовался Нагаш.

Решив пожалеть твои нервы, дорогой читатель, я не стану пересказывать, как Нагашу объясняли, что вскоре он отправится к звездам. Тем более что описать это можно одним единственным словом «долго».

– Значит, ты собираешься обменять меня на клубки и коробки? – наконец в последний раз уточнил Нагаш.

– Еще тапки и мягкие подстилки, – уточнил Корус.

– Еще как собираюсь, – подтвердил Гедо.

– О. Понятно, – Нагаш очень редко выглядел настолько обескураженным, но когда выглядел, то представлял из себя воплощение трехметрового пушистого котячьего непонимания. – Мне нужно подумать об этом. Можно я прилягу клубком ненадолго?

Прежде, чем ты начнешь умиляться этой фразе, дорогой читатель, позволь пояснить – поза, в которой лежит котоут, имеет важное социальное значение. Это не просто поза, в которой «котику нравится спать», это послание для всех окружающих. Клубки – это краеугольный камень котоутской жизни, значение клубка – во всех его проявлениях – почти сакрально. Если котоут ложится клубком, потревожить его или обратиться к нему – это такое же нарушение этикета, как заговаривать с человеком во время молитвы. Естественно, что в присутствии вождя и шамана Нагаш не имел права просто плюхнуться на пол и поразмышлять о своей жизни и будущем.

С другой стороны, отказать котоуту в возможности свернуться клубком в мирное время без веской на то причины – это неодобряемая обществом жестокость, поэтому Гедо нехотя ответил:

– Можно.

Ты, дорогой читатель, возможно, считаешь его бессердечным и напрочь лишенным родительской заботы, но, видишь ли, на самом деле котоуты сохраняют родственные связи только до тех пор, пока младший котоут не начинает охотиться сам, становясь пусть и не полноправным, но все же самостоятельным членом стаи. Так что Нагаш называл Гедо отцом, а Коруса дядей скорее по привычке. И не имел права ничего требовать ни от того, ни от другого, опираясь на родство. Так же, как и Корус с Гедо, принимая решение отдать Нагаша пиратам в обмен на клубки и коробки, делали это не как его отец и дядя, а как вождь и шаман его стаи.

Пока Нагаш думает, дорогой читатель, давай я расскажу тебе о нем поподробнее. Нагаш по сути был идеальной иллюстрацией того, что природа не терпит дисбаланса. Ты пока видел в нем только туповатого котоута, в то время как его интеллект как раз и был противовесом всем остальным качествам. Начнем с того, что Нагаш действительно был великолепным охотником, не просто хорошим – великолепным: быстрым, и ловким, и сильным. Прямолинейным, пожалуй, зато очень целеустремленным. Даже по меркам котоутов он был красив – удивительно красив, от кончиков белоснежных ушей до серебристой кисточки хвоста. При этом Нагаш не был ни заносчивым, ни высокомерным, чтил своих вождя и шамана, неожиданно неплохо рифмовал слова под настроение, заботился о других членах стаи и, как это часто случается с не очень умными существами, умел радоваться жизни в самых разных ее проявлениях. Ему потребовалось не так уж и долго лежать клубком, чтобы примириться с тем, что жизнь ведет его к звездам.

Мыслительный процесс Нагаша при этом выглядел так:

«Корус и Гедо собираются отдать меня богам» – «Мне придется покинуть стаю» – «Это грустно» – далее следовало несколько минут грусти – «Но стае необходимы новые клубки и коробки. Таков закон жизни» – «Минуточку, ведь боги где-то берут те клубки и коробки, которые дарят котоутам» – «Наверное, в землях богов много клубков и коробок» – «Я отправляюсь в землю богов, где много клубков и коробок» – «Это же здорово!»

Примерно на осознании этой неожиданной мысли, Нагаш вскочил и счастливо объявил Гедо и Корусу: