– А если доберется до дома? – округлила глаза я.

– Её максимум был зафиксирован пятьдесят лет назад и доходил как раз до того места, на котором сейчас стоит мой дом, – отозвался Шеридан, входя в глубокую лужу. – И дом, и все мои постройки укреплены высоким и максимально прочным фундаментом, так что даже если озеро поднимется больше, чем на десять метров, моим владениям это не повредит.

– А сколько метров повредят?

– Нисколько, – уверенно улыбнулся мой собеседник. – Видала высоту фундамента? Железобетон с арматурной сеткой. Мой дом – моя крепость.

“Здорово”, – подумала я, наблюдая за своими ногами, облаченными в резиновые сапоги, рассекающие водную гладь. – “У меня такой крепости нет. Передо мной лежат чужие мегаполисы и более мелкие, но не менее чужие поселения, чужие дома и чужие квартиры, бескрайние чужие пространства и короткие чужие закоулки, и нигде нет такой крепости, которую я могла бы с уверенностью назвать своей, в стойкости и защищенности которой я бы не сомневалась…”.

Вольта мы оставили дома, чтобы он не вымок и не вымочил сиденья вранглера. Надеюсь, он на нас не обидится за эту свою неожиданную брошенность.

У Оуэн-Гринов был просторный особняк, у Динклэйджей и Монаганов красивые двухэтажные дома, а у Пателей скромный одноэтажный домик с косой крышей. И хотя этот дом снаружи казался очень скромным, внутри он почему-то ощущался более уютным, нежели дом Монаганов. Может быть дело было в том, что у Пателей была именно скромность, а у Монаганов скорее вынужденная аскетичность, и потолки у Пателей были значительно ниже, отчего пространство вокруг казалось не таким пустующим, как у Монаганов. А может быть весь секрет заключался в том, что Готам и Лалит Патель не казались такими далекими друг от друга, какими казались друг с другом Спенсер и Синтия Монаган.

– Мы позвонили Вам, потому что решили, что это может как-то помочь… – Лалит Патель мялась, её глаза бегали, что откровенно выдавало её беспокойство. Её взгляд постоянно останавливался на сидящем рядом с ней шестнадцатилетнем тощем парнишке, нервно трогающем один из своих костылей, и ни разу не упал на мужа, который, казалось, не отводил от нее своего напряженного взгляда ни на секунду. Лалит обращалась к Гордону, наверное, считая, что он главнее меня, ведь он местный шериф, а я всего лишь приезжая “кто-то там”. – Вы просили нас подумать о том, что могло бы показаться нам странным в поведении Зери, но она была такой взрывной и всегда так вызывающе себя вела, что в её поведении нельзя вспомнить вообще ничего нормального. Мы с детьми пытались вспомнить хоть что-то, перебрали все её вещи, но дневников она не вела, да и в социальных сетях у нее страниц тоже не было. Но вчера вечером Чад кое-что припомнил… – Лалит едва коснулась кончиками пальцев плеча своего приемного сына. – Чад, расскажи… – попросила женщина, и сразу же обратилась к Гордону. – Только учтите, что это всего лишь смутные воспоминания подростка, всё может быть не так, как кажется на первый взгляд…

– Хорошо, – твёрдо ответил Гордон и сразу же перевел свой уверенный взгляд на парня. Оценив профиль сидящего рядом со мной шерифа, его ровную переносицу и линию бровей, я поняла, что прозвище Соколиный глаз ему могли дать не только из-за павших от его взора лесных белок. – Чад, расскажи нам, что ты вспомнил?

– Когда нам сказали, что Зери, оказывается, была беременна, – неуверенно начал парень, – я попытался вспомнить имя парня, от которого она могла забеременеть…

– Ты знаешь её парня? – округлила глаза я, всё-таки сумев отконтролировать тональность своего голоса.

Как о таком вообще можно было молчать?! Мы ведь спрашивали у них о парнях – они все уверенно говорили, что у Зери парня не было!

– Нет-нет, парня я ни разу не видел… Но она говорила однажды. Однажды она предложила мне таблетку… – подросток гулко сглотнул. – Я понял, что это наркотик, и сказал, чтобы она отвалила от меня, сказал ей, что родители расстроятся, когда узнают о том, что она теперь не только пьет, но и балуется подобным. В тот момент она уже была немного под кайфом, наверное поэтому у нее язык развязался, когда я спросил, откуда она вообще берет эту гадость. Она сказала, что встречается с парнем, который достает ей эту дрянь из большого города.

– Большого города? – перебил Гордон. – Из Дэф Плэйс?

– Не знаю… Кажется, она имела ввиду не Дэф Плэйс, а какой-то другой город, действительно большой… Не знаю…

– Ладно, Чад, что было дальше? – непринужденно попросила парня вернуться к основному сюжету я.

– Да, она сказала, что этот парень старше нее. Я тогда спросил, сколько же ему лет, и она, я это точно помню, сказала, что ему больше двадцати лет. Она еще считала себя крутой потому, что встречалась с таким взрослым белым парнем.

– Ты сказал белым? – положила предплечья на стол перед собой я.

– Да, она определенно точно сказала, что она спит с совершеннолетним белым парнем, которому больше двадцати лет, и что он дает ей эти таблетки.

– Она не назвала его имени? – я превратилась в пружину. Чад замолчал. Он что-то знал. – Чад? – спустя пять секунд молчания решила настоять я. – Если ты что-то знаешь, ты должен нам об этом сказать. Это может помочь, понимаешь?

– Да, но… Я не уверен.