Шрифт:
– Ох ты посмотри, - с хохотом всплеснула руками Елена Петровна.
– Она оскорбилась! После своих выходок - оскорбилась она!
– Каких выходок, мама?!
– Да нам с отцом людям в глаза смотреть стыдно!
– гаркнула Елена Петровна так, что Эду вздрогнул.
– Все на нас пальцами показывают, говорят - собственная дочь на свадьбу не позвала!
– Потому и не позвала, - заводясь, закричала Марина, - что ты ведешь себя как…
– Как?!
– радостно подхватила Елена Петровна, оживляясь. Скандал грозил перерасти в грандиозный бой.
Но Марина не хотела больше выяснят отношения. Она сорвалась с места и в мгновение ока оказалась рядом с матерью, подхватила ее под руку.
– Увиделись - и до свидания, - пыхтела она сквозь зубы, увлекая изумленную женщину вниз по лестнице.
– Барсучиха…
Елена Петровна пыталась сопротивляться, но в Марину словно бес вселился. Она подхватила брошенный Анькой горн и протрубила матери прямо в лицо, не соображая, что делает.
– Что, - пискнула было Елена Петровна, но разъяренная Марина трубила и трубила, пока женщина, махнув рукой в досаде, не ретировалась. Только тогда Марина прекратила трубить и перевела дух. У стены замерла потрясенная до глубины души Анька.
– Это была славная охота, маленький брат, - вымолвила, наконец, она.
– А теперь беги, лови Эду, пока он от тебя не сбежал.
Глава 19. Конец
Но ночь Марина и Эду устроились на стареньком бабушкином диванчике. Он был намного меньше, чем постель, к которой оба привыкли, но невероятно уютным. Тесно прижавшись друг к другу, укрывшись теплым одеялом, они долго целовались к темноте, остывая после любви, такой желанной, страстной и жаркой.
Марина задремала в объятьях Эду. Пахло чистым бельем, под щекой шуршала наволочка, а девушка, счастливо улыбаясь в темноте, думала, что судьба странным образом сделала поворот и сейчас именно сейчас все так, как должно было быть, как того хотела бы любящая Марину бабушка, думающая о девушке даже перед лицом смерти. В ее квартире, в ее простой постели, застеленной самым обычным бельем, засыпала Марина - счастливая и любимая, в обнимку со своим мужем.
«Бабушка хотела для меня этого счастья, - умиротворенно думала Марина, вслушиваясь в сонное дыхание Эду.
– Такого простого, незамысловатого. Люди хотели обмануть меня, хотели что-то себе отхватить, а получилось так, как задумывала она… которая меня правда любила. Справедливость восторжествовала. Судьба - странная штука. На месте Эду должен был быть Игорь. И как хорошо, что его рядом со мной нет…»
Утром было тепло и солнечно, почти как в Севилье. Хотелось бы погулять по городу, проститься с ним - Марина осознала, что теперь не ясно, когда вернется на родину снова, - но было слишком много дел.
Для начала нужно было что-то сделать с квартирой. Продавать ее, а тем более отдавать ее Барсучихе Марина отказывалась наотрез. Это было ее гнездо; ее убежище. То место, где все наконец-то стало правильным. И этого места Марина не хотела терять. Она хотела сохранить и его, и возможность вернуться сюда еще хоть когда-нибудь.
А это означало искать квартиросъемщиков, заключать договор, и утрясать детали. А после - купить билеты и вернуться обратно, в Севилью.
День прошел в хлопотах, и, возвращаясь домой к вечеру, шагая под руку с Эду по скверу, Марина мысленно прощалась с городом, с его весенней прохладой и привычным ее уху городским шумом, сотканным из обрывков фраз и автомобильного шума.
«Конечно, надо было сюда приехать, - думала Марина, прижимаясь к Эду и улыбаясь от счастья, глядя, как встречные девушки бросают на ее мужа заинтересованные взгляды.
– Надо. Но не так… Но что сделано, то сделано».
Мать больше не пыталась звонить ей; вероятно, она еще не поняла, что скоро дочь уедет навсегда, и затеяла играть в очередную игру с обидами. Марине было все равно; ей до смерти не хотелось разбираться с капризами матери, не хотелось делиться с ней своими приобретенными сокровищами - Эду и маленькой жизнью, что теперь зрела в ее теле. Она ничего не сказала родителям о том, что скоро у них будет внук, хотя бы потому, что уже слышала реакцию матери.
«Когда твой альфонс тебя обдерет, ко мне за помощью не приползай!»
Для матери с отцом ее Эду был «альфонсом», который приехал жить сюда, за счет Марины - наверняка об этом уже судачил весь двор, - а ребенок, то чудо, которому радовалась и сама девушка, и Эду, был ничем иным как обузой. Очередной проблемой, которую надо «решать», «тянуть», «обувать-одевать». И все это - с неистребимым оттенком измученной обреченности. От одного только воспоминания о страданиях матери по поводу того, что на ребенка надо тратить время, внимание и деньги, у Марины руки опускались, а на плечи наваливалась тяжесть. Нет, прочь! Не думать об этом! Теперь у нее есть тот, кто позаботится о ней и о ее ребенке. И сама Марина уже знала, чем займется: будет посредником между фирмой де Авалоса-старшего и Анькиного отца. Уж заработать себе на кусок хлеба она вполне в состоянии!