– Север возьмёт своё, – нестройно отозвались подруги.

– Мёрзлым векам больше не бывать…

– …и потопу нас миновать, – закончила Маша. – Отец, что происходит?

Фрейнир сдержанно выругался в рукав.

– Да всё одно к одному. Говорят, в сёлах на трассе между Бугорками и Деркуланумом бушует смертельная эпидемия. Народ мрёт поголовно. Пока не могут понять что это за хворь. Объявлено, что источником заражения может быть продукция местных крестьян. Правда это или нет – не знаю. Но знаю, что с сегодняшнего дня запретили продажу мяса домашнего скота, свиней, птицы и огородной продукции. Под запретом всё, что выращено и выкормлено дома, без разрешения поместных громад 26 . Переходим на новые правила производства и продажи продовольствия. Без разрешения продавать нельзя, будет считаться опасным для здоровья, изыматься и уничтожаться. А чтобы получить разрешение, нужно заплатить гору денег в казну. И взятку сверху. Чтобы выращивать для себя, тоже придется платить, чтобы проверяющие закрывали глаза. В общем, мужики совещаются, то ли начинать резать скотину, чтобы не платить штрафы, то ли браться за топоры и идти к бугорковской громаде, требовать справедливости. Я не знаю, чем кончится, но чувствую, будет голод.

– А мои родители собирались в этом году не только картошку, но и кукурузу сажать, – воскликнула Василиса. – Чтобы экономить…

– Бред какой-то. Я не хочу есть эту завозную отраву из торговых сетей, – возмутилась Мария.

– Ничего не поделаешь. Вступает в силу торговое соглашение с Транскенааникой. Укровия уже давно на эти правила перешла, а у нашей автономии был переходный период. Но что-то в высоких кабинетах поменялось и решили, видимо, что для нас слишком много чести. Понимают, что Евразилия теперь не вмешается… В общем, продавать лавку придется даже раньше, чем я думал. Если найдется покупатель, конечно.

– Понятно, – протянула Маша. – Час от часу не легче. А заразу точно не прахманы распространяют?

– Да какие прахманы… Тут свои шишки хуже Арходрогора. Это не самое страшное, – понизил голос отец. – Василиса, закрой уши.

Та послушалась или притворилась.

– Феодосия Иоанновича сегодня ночью арестовали.

Сердце ёкнуло и затаилось, конечности похолодели, неприятная испарина стала пропитывать одежду. Вот тебе и игры в подполье. Доигрались.

Маша прекрасно знала этого всеми любимого учёного мужа, преподавателя истории в их учебном дворе. Знала, как друга семьи и как вдохновителя местного сопротивления, кумира Германа и его единомышленников. Они с женой жили неподалёку, тяжело перенесли смерть сына. Иногда приходили в гости и вели жаркие споры с Фрейнирами. Феодосий Иоаннович повторял, что Богоросия не может существовать в составе иноверческой Укровии, что древнескифская область Бугорика, унаследованная склавинами, готами и сарматами, является сакральным центром Евразильской империи, и что Евразилия будет чахнуть и вянуть пока не вернёт себе свой исконный очаг государственности. «Мы не стелились четверть века под Кенааном, – шумел он после очередной бутыли отцовского полугара, – и из-под новой оккупации уйдём. Домой! А дом наш – Евразильская империя!».

Маша знала, что на занятиях, в учебном дворе, он вынужден был говорить вещи, в которые не верил, но после учёбы, собираясь с подростками под ширмой краеведческого кружка, он своими идеями тайно вдохновил не одно мальчишечье сердце. Ей он, правда, казался идеалистом, речи которого точно не могут быть никому опасны. Но вот теперь он где-то в подвале даёт показания страбезам 27 из Данапры. Быть может, имена Германа и его друзей уже с кровью вылетели из его грудной клетки после очередного удара. Впрочем, Маша не знала, как на самом деле выглядят допросы, пытки и подвалы охранки, но представляла их себе в самых мрачных красках.

– В городе творится не пойми что. Думаю, что сегодня вы обойдётесь без дополнительных уроков. Давайте-ка, я отвезу вас. Сегодня лучше дома позанимайтесь.

Маша поникла. Это означало, что её планы на вечер испорчены. Отец не отпустит её к Герману на сходку. Если, конечно, она вообще состоится, в свете последних событий. Сердце Марии было не на месте. Хоть бы он ответил на вызов.

По дороге домой они встретили около полудюжины страпорских патрулей. Возле памятника Героям Освобождения стояло несколько бронемашин с миротворческой символикой, но кроме миротворцев там разгуливали ещё какие-то вооруженные люди. Маша прищурилась и разглядела на их форме эмблему Дагона. Судя по всему, частная военная компания, или орден из Транскенааники. Что они тут забыли?

Высадив их у ворот, Ратмир Фрейнир строго наказал сидеть дома и отправился к Богдану Цепню, попытаться спасти если не своё дело, то хотя бы собственность. Тысяцкий страпориума Цепень был в Бугорках кем-то вроде доверенного лица олигарха Стрекальчука, почитай, истинного, а не формального головы города. У Маши сложилось впечатление, что ситуация настолько серьёзна, что помочь отцу не в силах и он.

На Благовещенье было попущение поста. Дозволялось вкушать всё, кроме умерщвленных животных, и две девицы решили позавтракать сдобным пирогом с чёрной смородиной и молоком. Утолив голод, поднялись наверх, в комнату Марии, чтобы зайти во всевед 28 , но доступ был полностью закрыт. Василиса предположила, что в связи с карантином. Маша не могла понять, почему каждый раз в таких случаях отключают всевед, но делать было нечего, оставалось смириться.

Звонер Германа не отвечал. Настроения готовиться не было. Подруги с час проболтали о личном, обсудили сегодняшние события и страхи, поделились надеждами и планами. Василиса призналась, что уже была близка со своим парнем, и он уже обещал прислать сватов. Но выходить ли за него замуж, она пока сомневается, поскольку зажиточной его семью вряд ли назовёшь. С другой стороны, среди соседей слухи уже поползли, и если дело расстроится, вряд ли на ней захочет жениться кто-то приличный. Маша слушала Василису безучастно. Ей казалось, что так ветрено подходить к близости не стоит. Но и прямо назвать подругу распутной у неё не хватало духу. Потому, устав от сплетен, она предложила ей всё же немного позаниматься. Начали с физики, но в учебнике теория равновесия эфира излагалась слишком сложно и скучно. Историю повторять было, по крайней мере, интересно.

В прошлый раз они остановились на наборе выпускных испытательных вопросов под номером семь. Сегодня на очереди был восьмой набор.

Наборы были сгруппированы так, чтобы охватывать различные периоды истории. Один вопрос – широкий, общего характера, два дополнительных – более конкретные.

– Общая периодизация исторического процесса, – зачитала Василиса. – Вспоминай.

– Так… Сейчас…

Маша приоткрыла свои записи, подсмотрела пометки и попыталась восстановить в памяти ответ полностью.