Мы остановились на главной улице Арнсайда, которая шла вдоль залива Моркембе – как пояснил мой спутник, именно ради него мы сюда и приехали. Я и Терри огляделись по сторонам, рассматривая небольшие двух- и трехэтажные домики с местными кафе, библиотекой, почтовым отделением и магазинчиком древностей. Он предложил разместиться на одной из скамеек, расположенных перпендикулярно улице на внушительной возвышенности. Как только мы заняли одну из свободных лавок, я приметила на ней какую-то надпись.

– «Дорогому Джеку, коренному жителю и любителю прогулок. Любящие дети», – прочитала я вслух. – Что это значит?

Терри посмотрел на меня немигающим взглядом, от которого мурашки побежали по телу.

– Это своего рода памятник человеку, который когда-то, как ты и я, любил смотреть на залив – на рассветы и закаты, на синюю пучину воды, которая день за днем затопляет этот прекрасный берег. И на золотые пески – смертельные и неумолимые.

– Смертельные? – поперхнувшись, переспросила я.

– Да. Только с девяностых годов почти полторы сотни человек погибло на этом заливе. Если приглядишься, то заметишь, что здесь не одна скамейка рассказывает об умершем жителе.

От услышанного меня заметно передернуло. И… разве можно рассказывать о подобных вещах таким спокойным тоном?

– Но что с ними случилось? Они утонули?

– Можно и так сказать. Все дело в том, что это не простой залив, Лорен. Перед тобой убийца, кровожадный, но без клыков. Это не простой пляж, а зыбучие пески. Во время отлива море отступает очень далеко – до одиннадцати километров. Поверхность песка подсыхает и видится прочной и надежной. Но это лишь иллюзия, заблуждение. Образовавшееся песчаное дно так заманивает в свои сети новых жертв. И люди попадают в ловушку зыбучих песков без возможности выбраться самостоятельно.

Как рассказал Терри, в Англии есть и другие места, где пали люди в неравной битве с песчаным капканом. Например, Гудвинские мели на мысе Саут-Форленд – так называемое кладбище кораблей. Там, среди серо-желтого песка, нашли свой последний приют более 2000 покорителей морей. Часть полузасыпанных суден до сих можно обнаружить: виднеются остатки палуб, мачт и проржавевших труб.

Теперь, оглядывая вереницу кованых лавок, я больше не находила в них прежней прелести. Как и в бархатной песчаной отмели.

– Неужели нельзя спастись из песчаного болота?

– Если рядом есть тот, кто способен помочь, то возможно. Если нет… В Арнсайде прилив способен подняться до девяти метров. Он стремительно и беспощадно накрывает несчастных с головой.

– А мы не рискуем попасть в эту же ловушку? – с упавшим сердцем поинтересовалась я.

– Конечно, нет. Смотри, – протянул мне Терри забытую кем-то листовку. – Местные заботятся, чтобы приезжие были информированы о времени прилива и отлива.

– Какое жуткое место, – констатировала я.

Невозможно было поверить в то, что удивительный живописный берег, залитый солнцем, стал причиной многих жертв. Сейчас это место такое безобидное и безмятежное, а через несколько часов способно коварно расправиться с зазевавшимися отдыхающими. При взгляде на этот пляж меня раздирали разные чувства – ужас от природной мощи и беспощадности ее действий и немой восторг от красоты распростершегося пейзажа.

– Ты веришь в красоту уродства?

– Если рассматривать картины Босха – это одно. Но видеть вживую… Кто способен разглядеть и осознать красоту в уродстве – несомненно велик. Думаю, мне это неподвластно.

Тут мне вспомнились строчки английского писателя Уилки Коллинза, который в одном из своих романов упоминал это безрадостное природное явление: «Начался прилив, и страшный песок стал содрогаться. Коричневая масса его медленно поднималась, а потом вся она задрожала… Это похоже на то, будто сотня людей задыхается под этим песком – люди силятся выйти на поверхность и погружаются все глубже в его страшную пучину».

– Губительная сила и красота, – констатировал Терри. – Смерть и выпавший второй шанс. Как думаешь, возможно ли сочетать в мире столько противоречий?

– Не знаю… Но меня пугает, что я не могу оторвать взгляд от этого зрелища. Чем больше всматриваюсь в морское побережье, тем сильнее оно притягивает.

Погибшие люди, пропавшие животные, предметы, навсегда сгинувшие с поверхности земли… Мне вдруг показалось, что я слышу их крики. Они в неволе, в мучениях и скорби. И я не могу помочь, даже если бы разделила их участь.

– Зачем мы здесь, Терри?

– Я хочу, чтобы ты поняла, что, какой бы безобидной ни была картина, ты не можешь знать всего, что она таит, как не все феномены природы стоят того, чтобы раскрыть их тайны. Когда ты подойдешь слишком близко к своей цели – осмотрись, может быть, это опаснее, чем ты думаешь. И тогда прошу – остановись.