Глаза Агеллара как-то странно блеснули, и он неожиданно легко согласился.

— Что ж, поехали.

До нужной остановки мы добрались быстро, а вот от нее еще пришлось по лестнице спускаться на набережную. На самом деле, мне не хотелось на пляж, к берегу реки прилегал небольшой лесок с множеством прогулочных дорожек, и я хотела показать тренеру, где еще бегают люди, чтобы по возможности переносить наши пробежки сюда. Прошлым летом мы с девчонками очень часто после купания неспешно бродили по этим местам. Здесь даже энергетика особая.

Со стороны мы, наверно, смотрелись странно — огромный тренер и такая маленькая я. Редкие люди, в основном пожилые и с собаками, проходя мимо нас, бросали подозрительные взгляды. Мы шли рядом, плечо к плечу, но в то же время на расстоянии. И расстояние это измерялось не шагами, а брошенными под ноги годами.

— Твой сокурсник ревнует, — ни с того ни с сего произнес Агеллар.

Я фыркнула.

— Вам показалось, тренер.

— Или пытается всех вокруг в этом убедить, — исправился он. — Но это еще большая глупость.

— У него много поклонниц, кто-нибудь да утешит, даже если это и так. И вообще — ревность никогда не возникает на пустом месте. Уж я уверена, что у Ривары ко мне ничего нет.

— Ты плохо знаешь мужчин, Ранхил. И, похоже, не знаешь, что такое чувство собственности.

— И знать не хочу, — излишне резко ответила я. — Я — не чья-то собственность, чтобы мной распоряжаться. Я не обязана потакать чьим-то капризам, только потому, что кому-то захотелось острых ощущений.

Я замолчала, вдыхая и выдыхая, словно только что пробежала кросс. Агеллар спокойно спросил:

— Больная тема?

— Даже не представляете, насколько.

Дальше мы шли, не говоря друг другу ни слова. В мыслях я, конечно, еще долго возмущалась на эту тему, но тренер, к его чести, ничего больше не спрашивал.

Как-то получилось, что мы вышли на совершенно безлюдную дорожку, приведшую нас к опасному обрывистому берегу, на краю которого любители уединения положили небольшое бревно.

Я присела первая. Агеллар недолго постоял рядом, но видимо, счел, что в ногах правды нет, и примостился рядом. Мы стали смотреть на воду и отражающиеся в ней блеклые краски весеннего заката.

— Думаешь, мне не стоит брать его в команду?

Его, не меня, хотя разница в умениях существенная.

— Не думаю, что из-за личного должно страдать общее дело. С ним у нас больше шансов на победу, если они вообще есть.

— Растешь, — тихий смешок.

— Ваша школа.

Раздался плеск, хищная рыба вышла на охоту. Агеллар поднял небольшой камешек и запустил им куда-то вдаль.

— Тренер?

— М-м?

— Можно вопрос?

— Валяй.

— Кто такой "hari"?

Он ненадолго задумался.

— Если речь идет о южном наречии, то четко на ларосс это слово не переводится. Если в нескольких словах, то это уважаемый человек, авторитетный, властный.

— А "haritay"?

— Ранхил, я валандиец, и то наполовину. По-твоему, я должен знать, все горские наречия?

Я расстроилась, потому что уже держала разгадку за хвост, и тут эта птица упорхнула, подгоняемая природной вредностью тренера.

— Я думала, что вы можете знать, — огорченно пробормотала я.

— Я знаю, — ответил Агеллар. — Слог "тау", — он начертил на земле несколько символов, — обозначает покровительство. Так что сложи два плюс два, Ранхил.

В более четком переводе это может иметь и другое значение, но общий смысл мне был понятен. Однако меня все равно мучил вопрос — почему южане так испугались этого слова? Я в который раз посетовала на то, что слишком плохо знаю традиции и менталитет ближайших соседей. И самое интересное — почему это слово употеблялось в отношении меня?

— И к чему обязывает статус haritay?

— Тебе лучше задать этот вопрос тому, от кого ты это услышала, — отрезал Агеллар. — Пора по домам, уже слишком поздно.

Ничего, думала я, плетясь за Агелларом на автобус, я еще задам этот вопрос, только другому человеку, и обязательно выясню, зачем ему это было нужно. Всему свое время.

Что у трезвого на уме,

то у пьяного в телодвижениях.

***

Неделя выдалась напряженной, словно перед сессией. Мы зубрили, как могли, чтобы в итоге кардинально исправить месячные оценки. Нам это удалось, и на собрании почти никому не было стыдно. Все ждали решения куратора по поводу праздника.