– Смотри-ка, идет.

Одна из баб сложила руки на поясе, увеличиваясь в размере вдвое. Хотя мне казалось, что больше уже некуда.

Я с интересом повернула голову: из низенькой избы вышла молодая женщина с двумя ведрами. Серый сарафан, подогнанный по тоненькой фигурке, пропах мукой и жерновами. Длинная коса лежала ниже поясницы, а шелковая лента, вплетенная в волосы, еще хранила запах телег, пива и заморских фруктов. Видимо, подарок из Царьграда. Дорогой, по сравнению с одеждой бедной селянки.

– Здарова, Настасья! – Одна из баб натужно улыбнулась. – Колодезная водичка понадобилась?

Настасья вздрогнула, но взгляда не подняла. Молча подошла к колодцу. Дубовая дверца откинулась, и цепь заскрипела – женщина с трудом справлялась с ведром, опуская его на дно. Как она собиралась поднимать его с водой, я не представляла.

– А лента-то, лента, – вторая зацокала, оценивая шелк. – Небось, Фимка одарил?

Ведро плюхнулось в воду, цепь натянулась. Тоненькие пальчики вцепились в ручку и с трудом повернули ворот на один оборот.

– То ягоды продает, шобы на оброк собрать, а то вдруг шелка за золотой носит.

Воздух накалился от зарождающегося скандала. Ручка заскрипела чаще, словно Настасья хотела набрать воды как можно быстрее. Я бы тоже постаралась убежать от таких соседок. А то и вовсе за водой в ночи выходила.

– А ты не слыхала шо ль? – Одна из баб положила руку на сруб. – Фимка два дня назад кабанчика изловил в лесу и в Царьград уехал. Видать, продал.

– Значицца, страж Мотьку за зайца голышом бегать заставил, а Фимке за кабана шо? Благодарность?

– Нам на пропитание надо, – пискнула Настасья. – Страж придет – мы рассчитаемся. Продаст муж мясо, и сразу должок вернем.

– На кой стражу твое золото, болезная? Оно ему без надобности. Он бобылем, сказывают, ходит. Жена ему нужна. Понятно теперь, как должок отдавать будешь. А муж-то знает?

Пальчики разжались, и полное ведро свалилось обратно с громким плюхом.

– Ага, вижу я и ваше пропитание. – Одна из баб поддела пальцем шелковый бант. – Покажешь, как сие чудо жрать правильно?

Настасья задрожала, съежившись под тяжелыми взглядами завистниц.

Я медленно подошла к колодцу, нарочито громко охая. Все трое воззрились на меня: бабы – с презрением, тощая – с испугом.

– Здравия вам, красавицы. – Я потерла спину и присела на грубо сколоченную лавку, придвинутую к основанию колодца.

Она была предназначена для полных ведер, значит, и меня выдержит.

– И тебе, старуха. – Все трое отступили на шаг. – Устала?

– Ой, силы уже не те, – я вздохнула, – слуха нет, глаз нет, руки слабые. Вот, думаю, отдохну с молодухами и дальше пойду.

– А куда идешь-то?

– За ягодками. – Я махнула в сторону Серого леса рукой. – Какое-никакое, а пропитание. Хмельную воду на малинке поставлю, продам, сахарка голову куплю и буду зимой чаевничать.

Я сощурила глаза: попала камнем в огород или нет?

– Неправильно ты, бабка, живешь, – одна из баб оскалилась, проглатывая наживку. – Ты за кабаном иди. Говорят, страж лесной юродивым да убогим все прощает. Будешь потом тоже с лентами в волосях красоваться.

Настасья потупилась под громкий хохот. Я же хмыкнула и прошамкала беззубым ртом:

– А я ведь частенько в лесу бываю. Стража вижу. Да пса его.

– Да ну? – Все трое снова посмотрели на меня с неподдельным интересом.

– Да, – ответила, кивая. – Стара я больно, много пожила, много чего знаю. Рассказать, что ли?

– Расскажи, бабушка.

Настасья, словно ребенок, присела рядом со мной, начисто забыв про утонувшее в колодце ведро. В ее глазах светилось такое любопытство, что меня невольно пробрал смех.

– А чего не рассказать? Расскажу. – Я глянула на притихших баб. – Страж в лесу том обитает, сколько себя помню. И всегда при нем был его Огненный пес.

Это было правдой. Я действительно слышала байки про стража с самого рождения, но никогда не видела ни его, ни зверя. Но говорить об этом вредным склочным бабам не собиралась. У меня была немного другая цель.

– Когда люди ходят в лес по грибы да по ягоды, аль соку березового набрать, хворосту опять же собрать, али пасеку поставить – страж не гоняет. Однажды пошли двое деток в лес поиграть. И заигрались. Вечер прошел, ночь наступила – дети домой не вернулись. Все село за вилы схватилось. Факела зажгли – и в лес, искать, значит.