Исидора решила, что расположение пятен – это подсказка свыше: сила Ксении – в ее руках, а Павлины – в голове. Когда девочки научились, не проливая, есть суп ложкой, Исидора принялась учить их игре на рояле, а заодно женским ремеслам и премудростям. Позже она часто повторяла им то, что когда-то ей самой говорила мать: «Если в доме звучит музыка и цветёт жасмин, когда-нибудь в дверь непременно постучится тот, кто не сможет уйти».

Очень скоро предположения Исидоры о талантах детей оправдались. Обе сестры обладали удивительным музыкальным даром. Фортепианная игра Павлины не была виртуозной, но девочке удавалось создавать чудесные мелодии, она слышала еще не написанную музыку и могла мысленно, не касаясь инструмента, довести её до совершенства. Ксения не умела сочинять, но зато прекрасно чувствовала, как и подобает близнецу, сочинения сестры, а руки Ксении так хорошо их исполняли, будто клавиши инструмента были продолжением ее пальцев. Для Елизара ничего не было прекраснее вечеров, когда после ужина Ксения и Павлина садились за рояль, а Исидора устраивалась рядом с мужем. Положив голову на колени жены, Елизар слушал чудесную музыку, пока не начинал дремать.

Когда дочери выросли и обзавелись собственными семьями, они продолжали устраивать музыкальные встречи в родительском доме, хотя и не так часто, как раньше. В один из таких вечеров, сидя рядом с женой, Елизар задремал и больше не проснулся.

После похорон Исидора продолжала слышать голос мужа и, если в доме никого больше не было, беседовала с ним. Когда же его голос надолго замолкал, Исидора вспоминала, что мужа больше нет, и пыталась унять тоску мыслью, что его смерти можно только позавидовать, ведь Елизар умер от счастья!

Рояль постепенно терял чистоту звучания, но Исидора никому не позволяла трогать инструмент. Она говорила, что рояль просто оплакивает их общую утрату, и верила, что когда-нибудь Елизар, услышав его нестройные звуки, снова постучит в дверь…

Как-то ночью Исидору разбудили знакомые шаги, доносившиеся с чердака, где Елизар когда-то давно устроил себе мастерскую. Исидора поднялась по лестнице и прислушалась. Отворив дверь, она позвала мужа, но никто не откликнулся.

Наутро женщина снова поднялась на чердак и, впервые после смерти мужа, решила сделать в мастерской уборку. Нет, она не собиралась ничего выбрасывать или менять местами, Елизару бы это не понравилось, но подумала, что стереть пыль и удалить паутину не помешает.

На одной из полок, позади бутылок с красками и лаками, Исидора обнаружила продолговатый сверток. Развернув побитую молью шерстяную ткань, женщина увидела стрелу с синим опереньем, шестигранным наконечником и надписью на древке: «Primus ex quinque». Женщина в изумлении опустилась на табурет и долго вертела стрелу в руках, пытаясь найти объяснение своей находке.

Дело было в том, что четыре точно такие же стрелы когда-то давно нашли приют в ящике рассохшегося комода в подвале старого бирюзового дома. Исидорин отец, который обожал свою печальную, «помеченную слезами ангелов» дочь и хотел вырастить её сильной телом и духом, в день тринадцатилетия подарил ей настоящий лук и колчан с шестью пронумерованными стрелами. Стрелять Исидора так и не научилась, стрелы летели совсем не туда, куда целилась девочка. Одна из них, первая из пятерки, улетела слишком далеко в лес, да так и не нашлась. Исидора и искать не стала. Не по душе ей была стрельба, больше всего на свете девочке хотелось научиться играть на фортепиано: музыка была единственным, что развеивало грусть и делало Исидору счастливой. В конце концов, накопив достаточно денег, отец купил дочери рояль…

«Искать можно что угодно, но найти удаётся далеко не всё». Эта мысль, округлая и легкая, как мыльный пузырек, явилась Агате, когда той исполнилось пять лет три месяца и семнадцать дней. Агата пока не знала, что делать с этой новорожденной мыслью, но решила, что она непременно пригодится ей в будущем, и сохранила мысль. Позже, доставая её из специально отведённого выдвижного ящичка, девочка играла с ней как с куклой, баюкая или наряжая в красивые оборочки-слова. Наигравшись, снова клала на место.

И только когда Агата оставила за плечами пятнадцать лет, она обнаружила, что у знакомой мысли неожиданно вырос длиннющий хвост. Да и сама мысль перестала быть воздушной, она затвердела и покрылась чешуёй. Агата положила хвостатую за пазуху и решила, что настало время отправиться на поиски того, что найти проще простого, а заодно попробовать найти то, что найти невозможно. Ведь если никогда не пытаться увидеть невидимое, то так и не вырастишь даже третий глаз, не говоря уж обо всех остальных. Агата слышала, что каждый человек рождается с семью глазами. Только два из семи открываются сразу, остальные малы, не больше пшеничного зерна, и незаметны до поры до времени. Ещё Агата знала, что не всем хватает жизни, чтобы дождаться, когда созреют и откроются все семь глаз. Кое-кто так и остаётся двуглазым до конца своих дней, бредя по жизни, как полуслепой несмышленый котёнок.

Агата заранее присвоила каждому из её глаз имя, соответствующее дню недели. Те, что открываются при рождении и считаются зеркалами души, Агата назвала Понедельником и Субботой. Те, что спрятаны в ладонях, – Вторником и Пятницей. На четыре дюйма ниже пупка, прямо над темным пушистым треугольником, скрывается Среда, в ложбинке между грудями – Четверг. А тот, что зреет во лбу чуть выше переносицы, – Воскресенье. Говорят, он открывается последним, но почему так происходит, Агата не ведала.

Приняв решение покинуть дом, девушка дождалась понедельника, так как это был её любимый день недели, сложила в рюкзак одеяло, пару запасных башмаков, хлеб и воду на первое время, в один из карманов бросила горсть орехов, в другой – мешочек с сушеным зверобоем, который спасает от любых недугов и колдовства, и отправилась куда глаза глядят, точнее, направо, куда глядел глаз с соответствующим дню недели именем.

Три первых дня не принесли никаких находок, но, едва перешагнув из четверга в пятницу, девушка повстречала молодого шелковолосого путника, который тоже отправился на поиски всего подряд. Юноша назвался Савелием. Ему, как и Агате, было все равно, куда идти, поэтому оба решили, что им по пути. Это случилось рано утром, а ближе к вечеру, когда молодые люди остановились на ночлег в заброшенном доме на краю деревушки у реки, Агата вдруг почувствовала легкий зуд на коже в нижней части живота. Девушка не придала этому значения, все её мысли были направлены на нового знакомца. Заняться было особо нечем, и Агате вдруг пришло в голову, что неплохо было бы наконец-то узнать, в чем заключается разница между мужчиной и женщиной, о которой она была наслышана. Агата спросила об этом у Савелия и увидела, как покраснели его уши.