— Мой брат рекомендовал пиццерию твоего отца, — сообщил я. — Вот, как я ее выбрал. Согласно Лоуренсу, это жемчужина в мире пиццы Лос-Анджелеса.

— Мы получаем продукты от местных поставщиков, — довольно сказала Энди. — У нас есть постоянные клиенты. Наша пиццерия не так уж знаменита, но мы всегда стараемся, чтобы наши клиенты были довольны тем, что мы доставляем. Мой папа может быть в какой-то мере тупым и может казаться слишком эмоциональным — ему нравится играть вспыльчивого итальянца — но на самом деле он очень милый. Ему не все равно. Он делает это от души.

Слушать, как она говорила о своей семье — одновременно увлекательно и душераздирающе. То, с какой любовью Энди рассказывала о папе, показывало ее любовь и связь с семьей. Хотя она мало об этом рассказывала, но я чувствовал, что девушка очень скучает по своей маме. Черт, это так несправедливо, что она потеряла кого-то важного.

Моя собственная семья была очень дружной, хотя мой брат иногда бывает полным придурком. У меня просто великолепные родители, настоящие, и я даже представить себе не мог потерю мамы, как это произошло с Энди. Когда мой брат не пьяный мудак, он тоже может быть порядочным — этот вечер не в счет. Я все еще злился на него за то, что он сделал сегодня со мной и Энди.

К счастью, она нормально на все отреагировала. После того, как мы загрузили Лоуренса и остальных в машину Томми и отправили всех домой, я предложил Энди сходить перекусить куда-нибудь. Она хорошо ориентировалась в этом районе, поэтому позвала пойти поесть тако.

Я люблю тако, но даже представить себе не мог, что мне понравится тако из тележки. Правда, я не шучу — прямо на улице за тележкой стоял небольшого роста человечек и переворачивал на гриле мясо и другие штуки, напоминающие еду. И если бы мне пришлось угадывать, как подхватить сальмонеллу, я бы предположил, что достаточно лишь вдохнуть аромат масла, на котором все это жарилось.

Но Энди настаивала, что тако здесь великолепный, она всегда приходит сюда после шоу, и еще ни разу ей не было плохо. Откусив один кусочек от тако, я понял, что пропал.

— Если завтра я заболею, — сказал я Энди, глотая наивкуснейший тако, — то это стоило того, ну... почти.

Она снова рассмеялась и украла один тако у меня из коробочки. Я наклонился, чтобы откусить кусочек, но она в самый последний момент переместила тако и положила его себе в рот... весь. Я взял ее за талию, нежно провел рукой по ее прекрасным бедрам, пока она дразнила меня своими губами.

Эта девушка была просто раем. На вкус она как рай, от нее пахло раем, и вообще, она походила на ангела... я не мог представить, что будет, когда мы наконец претворим в жизнь поправку Энди в наш договор. Электричество между нами было жарче шипящей кастрюли с маслом, стоящей на тележке с тако.

— А ты хороша, — пробормотал я, не желая убирать губы от ее губ. — Я бы сразился с тобой за тот тако, но, похоже, ты обменяла его на то, что мне больше по душе.

Энди улыбнулась, затем отстранилась и, подмигнув мне, вновь откусила мой тако:

— Ага! Ты попался!

Я схватил ее, она громко закричала на всю улицу. Но мне было наплевать, слишком весело, чтобы о чем-то беспокоиться. Энди попыталась убежать от меня, но я удержал ее за талию, перекинул через плечо и откусил тако, нежно пробежавшись пальцами по грудной клетке.

Энди извивалась и выкрикивала разные ругательства, пока я нес ее как пожарный — на плече. Она мало весила; я почти уверен, что некоторые буррито тяжелее ее. Вся эта ситуация унесла мои мысли в спальню.

Я воображал, как сжимаю ее бедра, скольжу пальцами по ее нежной коже, как кладу ее на диван, на барную стойку, на... черт, да куда угодно. Она настолько легкая, что я мог нести ее, придерживая лишь одной рукой.

От этих мыслей мои боксеры пошли по швам, а я все еще нес Энди на плече. Она перестала извиваться и теперь просто уперлась локтем мне в спину и, вероятнее всего, надула губки.

— Эй, — сказала девушка, когда мы уже прошли полквартала, и хлопнула меня по голове. — Хочешь кусочек моего тако?

Я замер на месте:

— Что ты сказала?

— У меня еще остался один, — рассмеялась она. — Хочешь? Я уже наелась.

Мне нужно было немедленно увидеть ее улыбку, даже больше, чем дышать. Стремление держать ее, прижимать к себе и целовать все нарастало. Я перекинул Энди с плеча себе на руки, посмотрел на нее, на ее лице мелькнуло удивление.

Она держала наполовину съеденный тако двумя руками, пока я качал ее на Голливудском бульваре среди бомжей, туристов и ночных торговцев. Меня не волновало, кто видел нас. Пусть папарацци. Пусть Джослин смотрит.