Он слеп. Не понимаю, как отец не замечает, что первого больше интересует моя мать, чем я, а второй в целом не видит ничего вокруг. Зато это успокаивало меня. Пока папа пытается устроить мой брак с кем-то из них, моя свобода и безопасность в полном порядке. На счет Сильнейшего сомнений не было, если Осирису отец даже в лоб выскажет свое предложение, тот просто отмахнется от него, как от надоедливой мухи, ничего не заметив, а вот Оливер мог бы представлять какую-то опасность, ведь через меня проще подобраться к матушке. Но скорее это беспокойство тоже было пустым, учитывая, что он воспринимал меня скорее, как какого-то любопытного зверька, после общения с которым нужно обязательно не забыть вымыть руки.

Конечно, они были оба завораживающе красивы. Вот и сейчас, стоило Нестору открыть дверь, первую секунду я потратила на то, что бесстыдно разглядывала их. Словно отражения друг друга, они были особенны той красотой, на которую хотелось смотреть не отрываясь, но только, если тебе закрывает толстый такой слой бронированного стекла. Как на змею с удивительной окраской, можно любоваться и наслаждаться растекающимся по венам страху смешанным с превосходством.

— Осирис Исида, — сказал Оливер, а я в очередной раз заметила, что их предельно просто отличить по выражению лиц, — очаровательны, как и всегда.

— Осирис Оливер, — кивнула я, поворачиваясь к другому брату, — Сильнейший, отец ожидает вас в кабинете. Я провожу.

— Осирис Исида, — кивнул Алан, словно только замечая меня, а я не удержалась, недовольно подняв бровь, — благодарю, я найду путь самостоятельно.

О, а вот судя по всему и тот из братьев, кому пытается удачно сосватать меня отец. Едва заметно вздрогнув, я кивнула Нестору, отходя от двери. Это нам точно не нужно, жить с ледяной статуей и вздрагивать каждый раз, когда он проходит мимо не самый желанный вариант для юной девушки.

Усевшись на диван, я проводила гостей взглядом, тяжело вздохнув. То, что особенно привлекало в них обоих — это Дом Рабоса. В голове до сих пор не укладывалось, что пережив гнев Всевышнего люди вдруг озлобились до такой степени, что отделились друг от друга двумя плотными лагерями. Ра, что смогли выжить на поверхности, воротили нос не хуже Осирис, вышедших из подземелий. Первых, конечно, было гораздо больше, чем нас. Чем те невероятно гордились, считая себя выше вторых. Но зато мои благородные родные приняли это за собственную исключительность и договорились о не смешении крови. Вот от этого бреда волосы шевелились, а тело покрывал озноб. Угнетение и лицемерие. Рабосы рождались с завидной регулярностью, становясь воспитанниками Дома, а тех Осирис или Ра, что посмели ослушаться, чуть ли не изгоняли из невольно сформировавшихся общин.

Нестор был Рабосом. Мы забрали его к себе, когда тот был еще совсем ребенком и я воспринимала его как брата, пока мои же собственные родители делали из него обычного слугу. Даже не так. Раба за еду. В тот день, когда я впервые увидела его не в детской, а в комнате слуг, мы разругались и с матушкой, и с отцом. А я пообещала, что когда вырасту, буду делать лишь то, что велит мне сердце. Учитывая, как сильно надоели мне заскоки благородных лицемеров, шансов на получение чистокровных внуков у них с каждым днем становилось все меньше.

Побывать в Доме. Это было потаенным желанием на протяжении большей части жизни. Поговорить с ними, с этими детьми. Ведь они там совершенно одиноки. Только Алан и Оливер занимались ими, хотя кажется что из-за любопытства, а не любви и сочувствия. Радовало, что слухи о жутких экспериментах не подтверждались, но все же хотелось убедиться своими глазами.

Лишь бы получить приглашение.

Не знаю, сколько времени я так и просидела рядом с молчаливым Нестором, что то и дело оглядывался, не идет ли кто-то из старших слух, пока отец не окликнул меня.

— Иси, детка, мы закончили. Позови Осириса Оливера, они обсуждают что-то с мамой на втором этаже.

От удивления мои глаза округлились. Он оставил их наедине? Быстро перебирая ногами на этот раз по ступеням на второй этаж, я думала о том, что кажется совершенно не понимаю этот Мир. Звуки возни из кабинета донеслись до мозга, рисуя картины, которые тут же создали ощущение, что только что я испачкалась в чем-то грязном, от чего никогда не могу отмыться.

Вынырнув из воспоминаний, я устало прислонилась к дереву, сползая на траву. Пограничный лес, что на огромную территорию простирался рядом с Домом, стал моим укрытием. Хотя многие из жителей Эписа и любили тишину и мрачную красоту этого места, здесь, в глубинах, уже невозможно было встретить кого-либо. Мои любимые места. Еще ребенком я выучила тут каждый закоулок, за что постоянно получала от матушки. Мы с Нестором часто играли здесь в прятки, а когда отец смирился, что сколько не запрещай, все равно буду убегать, велел отстроить самую настоящую землянку. Сейчас казалось, что это единственное место на земле, где я могу быть действительно спокойна.

Сердце все еще колотилось, но явно не от воспоминаний о картине, что предстала передо мной в папином кабинете. Растрепанная мама, поправляющая прическу и ухмыляющийся Оливер.

Предательница. Нет, от этого просто хотелось плакать и бесконечно долго отмываться хоть в Стиксе, чтобы убрать грязь. Но это не было похоже на тот ужас, что следовал за мной по пятам.

Когда дверь за братьями закрылась, я испытала облегчение. Матушка суетилась возле меня, что-то невнятно бормоча, то и дело оглядываясь, а мне нисколько не хотелось ее слушать. Как это отвратительно. Ужасно, в этом доме.