– У меня там домишко пустует, от тетки достался.

– Что ж ты его не продал или не сдал?

Иван раздраженно процедил сквозь зубы:

– Ты меня слушаешь или нет? Я ж говорю: триста километров на север. Там теперь спроса на дома нет. Да и не дом это – одно название, но пожить можно.

– Пожить?
–  Эрни не знал, радоваться ему или огорчаться.

– Я тебя завтра с утра туда и отвезу, - поставил точку Иван.

– Завтра?!
–  ошеломленно воскликнул Эрни.

– А чего тянуть? – невозмутимо ответил приятель.
–  Не, если у тебя все нормально - так и скажи, а не выдумывай проблемы.

– Нет, я не выдумываю, - поспешно заверил Эрни, - проблемы есть, как же без них.

– Тогда до завтра?
–  уже миролюбиво спросил Иван.

– Да. Хорошо.

– В семь утра заеду за тобой.

– Так рано?! – снова поразился Эрни.

– Ехать долго придется: это тебе не магистраль. А мне еще назад возвращаться.
–  Иван ждал ответа.

– Понял, - произнес Эрни.
–  Тогда на сегодня надо завязывать.
–  Он кивнул на стоящую на столе бутылку.

– Да, пожалуй, - неожиданно легко согласился товарищ.
–  Давай еще по одной - и по домам.

Бутылка опустела. Громко и весело звякнули наполненные виски стаканы.

День второй. Видимо, понедельник

1

Иван подъехал к дому Эрни на своем потрепанном временем и плохими дорогами пикапе. Сверился с адресом. Посигналил.

В ответ – тишина.

Иван заглушил двигатель и опустил стекло водительской двери. В окно дунул свежий приятный ветерок. День обещал быть чудесным.

На крыльцо дома вышел Эрни, на нем были синие джинсы и синяя же ветровка с красным капюшоном. В одной руке молодой человек держал черную спортивную сумку с узким белым кантом, а другой пытался засунуть в карман заношенных джинсов блокнот и ручку.

Через открытое окно машины Иван похвалил приятеля:

– Молодец. Я думал, что ты не поедешь.

Эрни подошел к автомобилю. Немного поколебавшись, поставил сумку в грязный ржавый кузов. Потянул за готовую отвалиться ручку на пассажирской двери – раздался скрежет, и дверь неохотно отворилась. Залез в кабину пикапа и устроился рядом с Иваном.

В кабине пахло, точно в подпольной автомастерской где-нибудь на городских задворках: всеми видами горючего сразу, моторными маслами, солидолом, антифризом, стеклоочистителем, сырой резиной и чем-то еще. И было грязно, как и в кузове.

– Почему ты так решил? – в голосе Эрни угадывалось плохо скрываемое недовольство.

– Что?

– Почему ты решил, что я не поеду.

– Да какая теперь разница…

– А все-таки? – настаивал Эрни.

Иван молча возился с механизмом непослушного стеклоподъемника. Эрни терпеливо ждал ответа.

Спустя минуту Иван наконец-то сумел поднять стекло и только тогда нравоучительно изрек:

– Когда люди трезвеют, то им часто стыдно за то, что они наговорили, будучи пьяными.

– А что я наговорил? – недовольство в голосе Эрни никуда не исчезло.

– Ничего такого.

– Так в чем дело?

– Да ни в чем, - как мог отбивался Иван, - просто я подумал, что ты вчера преувеличивал свои проблемы. Неосознанно. Под влиянием алкоголя. Так бывает.

Эрни задумался.

Потом сказал:

– Вообще-то, под влиянием алкоголя проблемы обычно преуменьшают.

– Не скажи, Эрни. У всех по-разному. По себе знаю.

Эрни продолжал:

– Я не преувеличивал. Может, даже наоборот.

– Ладно, - примирительно произнес Иван, - все нормально. Поехали.

Он завел двигатель. Пикап судорожно затрясся. Стекло, поднятое Иваном с таким трудом, подобно сверкающему в солнечных лучах ножу гильотины, тут же с грохотом рухнуло вниз. Эрни вздрогнул, а Иван, грубо выругавшись, плюнул прямо на улицу, благо этому отныне ничто не препятствовало. Машина заревела и, подгоняемая нетерпеливым хозяином, рванула с места, оставляя за собой черную дымовую завесу и густой запах несгоревшего бензина.

2

Они ехали по давно не ремонтированной дороге, неширокой и извилистой. Кусты разросшегося ольховника плотными рядами обступали с обеих сторон дорожное полотно, иногда касаясь ветками с одревесневшими шишками круглых боковых зеркал автомобиля, торчащих на его кабине, будто настороженные уши приневоленного кочевать животного.

Сквозь растрескавшийся серый асфальт, сохранившийся в виде отдельных и непродолжительных участков, пробивалась буйная, не щадящая остатки дорожного покрытия растительность: начинающие отцветать одуванчики; до невозможности желтые, словно желток яйца, снесенного деревенской курицей, лютики; цветущие синим и красным кисти люпина и даже какие-то дикорастущие злаки. Но вне всякой конкуренции, бесспорно, оставался вездесущий подорожник, не обошедший своим вниманием, пожалуй, ни одну трещину в обессилевшем от времени и практически капитулировавшем асфальте.