— Ты что, забыла зачем ты здесь? — Дору прошелся по горячей щеке острым ноготком. — Александр желает, чтобы все его слушались, и он не допустит, чтобы в замке был кто-то, кто перечит ему. Особенно, если этот кто-то — женщина. Пойми же, он должен понять, что его стереотипы о женщинах устарели, и что для его же спокойствия лучше, если рядом с нами не будет жен. Какими еще словами я должен тебе это объяснять? А теперь выпивай-ка свой чай и пойдем танцевать рок- н-ролл до самого утра, или пока лестница не рухнет, или папочка нас с нее не спустит.

Валентина молча допила чай и с обреченным видом поскакала за женихом.

А в предрассветный час выдохшийся нетопырь влетел в склеп и рухнул на крышку гроба, из которого послышалось недовольное мычание разбуженного Дору. Граф Заполье с облегчением вздохнул: впереди его ждало несколько часов тишины. Никогда ночи не казались ему такими длинными, как в последние две недели, а ночные прогулки на безопасном отдалении от замка, чтобы не мешать влюбленной парочке веселиться, никогда так не выматывали. Интересно, к этому тоже привыкают… будущие свекры? Остается надеяться, что у Эмиля все же хватит ума найти себе достойную пару. Не зря же он в конце концов в качестве приемного сына выбирал взрослого серьезного юношу. Жаль, конечно, что тот, вместо того, чтобы урезонить Дору, сам в какой-то мере попал под дурное влияние вечного юнца.

"Интересно, который сейчас час?" — граф Заполье все никак не мог решиться скинуть крышку гроба: подозрительно тихо было в склепе. В итоге Александр решил повременить с пробуждением, закрыл глаза и стал ждать визгов "будильника". Тишина. "Проспал?" Или проспали оба? Слишком долго они беседовали вчера с сыном, лежа каждый в своем гробу. Конечно, граф предпочел бы усесться в кресло в кабинете, но шестое чувство подсказывало ему, что это единственная возможность поговорить по душам. По мертвым, но с живым жаром.

— Дору, сколько тебе лет? — начал Александр довольно зло, когда разбуженный сын попросил повременить с разговором до вечера.

— Двести четырнадцать со дня рождения, а со дня смерти посчитайте сами… Но,

— добавил он вдруг с опаской: — Тина думает, что мне всего полтора века.

Граф усмехнулся.

— Да, ты определенно молод в ее глазах. Если ты скажешь мне, чем вызвана данная ложь, я буду тебе очень благодарен.

— Не хотел, чтобы она расспрашивала меня про Наполеона, — усмехнулся Дору. — Такой ответ вас устроит?

Граф снова усмехнулся.

— Или в крайнем случае не заставила перечитывать "Войну и мир" Толстого, опять же на предмет поиска неточностей. Зачем вы спрашиваете меня об этом, pap'a?

— Просто интересно… Это то, чем ты занимаешься в своих извечных отлучках из замка?

— Что именно? Танцы? Так рок-н-ролл давно устарел… Или вы снова не договариваете?

— Да собственно все это… Я не буду напоминать тебе про выигрыши в казино… Я понимаю, что вы бежали за человеческой кровью. Я имею в виду женщин. Ты так вел себя со всеми или… Валентина особенная?

— Тина особенная, — буркнул Дору. — Теперь я могу спать?

— Спи. Конечно, спи…

— Доброго вам дня, pap'a.

Но день не был добрым. В голове Александра беспрестанно крутилось мотто родного Дубровника: свобода не продается ни за какое золото. Но Брина продала ему свою свободу. Вернее мать, оставшаяся после смерти расточительного муженька по уши в долгах, не раздумывая ни секунды, вручила дочь обычному купцу, который просто назвался графом. Все они были там графья, без разбору, у кого карман оттягивало золото. Она продала бы дочь даже еврейскому ростовщику, если бы тому не приглянулась горничная молодой невесты. Все женщины продаются. Без разбора. Но стоит ли их всех покупать?

Александр осторожно приоткрыл крышку и выглянул наружу. Гроб сына был закрыт, а Дору сам никогда не убирал за собой постель. Граф поднялся и, спрыгнув на каменный пол, замер: на нижней ступеньке спал "будильник", завернувшись в лисью шубу. Голову девушки по-прежнему венчала шапка, которую испанцы давным-давно велели носить всем презренным евреям. Граф присел подле Валентины с намерением всего лишь забрать шапку, принадлежавшую сеньору Буэно. В ней его предок, сбежав от королевы Изабеллы, перебрался со всем своим золотом в Дубровник, и с тех пор шапка эта передавалась у них в роду от отца к сыну — но скупой ростовщик так и не впустил в свою жизнь женщину до самой смерти, так что шапка осталась в его вечном пользовании. Как Дору посмел ее взять? Надо было отчитать его утром, но ничего… Еще успеется…

Александр коснулся шапки, но не снял ее, а вместо этого осторожно отогнул воротник шубы, закрывавший девушке лицо, откинул непослушную короткую прядь льняных волос и тронул щеку пальцем — как же давно он не касался теплой кожи человека. Предательское чувство, которое, как ему казалось, он сумел обуздать, поднималось из глубин мертвого тела с первобытной силой, во рту стало меньше места и… Александр молнией вылетел из склепа, взмыл в небо, распугав стаю ворон, и с неистовством принялся рассекать крыльями морозный воздух, чтобы заглушить звук человеческого сердца, все еще поющий в ушах.