Дору обернулся к отцу, но тот не изменил позы, только сжимал и разжимал кулаки. Дору мечтал увидеть лицо сестры, но видел лишь мочку уха. Затем скользнул взглядом по кровати и наткнулся на корзинку с клубками и спицами. Вильи умеют вязать? Впрочем, чему удивляться — это почти тоже самое, что плести венки… Но прошел всего день с родов… Нет, почти два… Впрочем, в доме с младенцем время делится не на дни, а на сон и плач.

— Дай сюда корзину!

Дору подчинился приказу отца и с ужасом увидел, как граф схватил спицы и накинул первую петлю.

— Рap'a…

— Дору, я управился со спицами быстрее, чем ты со словами. Я не знаю, что решит ее мать… Сомневаюсь, что она позволит одеть ребенка…

— Вы вяжете одежду?

— Нет, я связываю воедино нервы! Можешь уйти?

Дору смотрел на угли, тлеющие в жаровне, придвинутой почти вплотную к кровати. В камине тоже трещал огонь.

— Прикажете подогреть воды для ванны? — шепотом осведомился он.

— Хватит глубокого чана. Еще рано ее купать, если только мать не решит потащить дочь в пруд без моего на то согласия. Пожалуйста, уйди. Я устал и хотел бы поспать хотя бы час, пока они обе спят.

— Простите мою назойливость, но как вы назвали свою дочь? — все не унимался Дору, с надеждой вглядываясь в вязаный колпачок, но сестра так и не повернула к брату головы.

— Мы, — граф выдержал паузу, — еще не думали про это. Я должен узнать предпочтения ее матери. Как и вы с Эмилем, я знаю про свою вилью только из книг.

— Рap'a, а… — Дору замялся, надеясь, что отец сам догадается, что он желает спросить.

— Сам же слышишь, как у нее бьется сердце. У нее клыки, но это все… Это все, что я могу сказать тебе сейчас. Даже у профессора Макгилла нет ответа на твой вопрос. Спасибо ему, что он не тревожит меня.

— Я не переступаю порога без приглашения, — вдруг послышался из темноты коридора голос Эмиля. — Я — вампир. Классический.

Александр рассмеялся. Немного натужно.

— Я рад слышать тебя. Можешь войти.

— В другой раз. Спите. У меня для вас новости. Поговорим завтра.

— Эмиль, выкладывай все сейчас. И не через порог!

Эмиль бесшумно, в таких же войлочных сапогах, как были теперь на всех обитателях замка, подошел к стулу графа.

— Отец, — он присел на корточки, чтобы видеть его глаза. — Мы с вами пытались лечить симптомы. Ваша жена, конечно, ударилась головой, но… Но у нее не амнезия!

— А что тогда у нее? — спросил Александр бесцветным голосом, не выказывая никакого любопытства.

 Эмиль пожевал губы и, опустив глаза к спицам, которые сжимал граф, произнес:

— У нее психологическое вытеснение!

— Говори нормальным языком. Ты не на заседании научной кафедры.

— Она вытеснила вас из своей памяти… Вытеснение случается при большом горе, а не горе ли для Валентины было знакомство с вами? С нами, — тотчас исправился Эмиль. — При психологическом вытеснении больной, а в нашем случае, больная, старается забыть все, что причиняло боль при жизни. Вы же кусали ее…

Граф кивнул, не в силах произнести ни звука.

— Ну вот. Вас, как источник горя и боли, ее мозг задвинул на самые задворки памяти. Она иногда вспоминает вас… Как бы вспышками, так ведь?

Граф опять кивнул и поднялся, чтобы медленно дойти до кровати.

— Отец, вам подобрать книги по психологическому вытеснению?

— Да, профессор, — отозвался граф Заполье, не оборачиваясь. — И сожгите их сразу. Вообще жгите всю библиотеку Она уже не пахнет типографской краской, а воняет плесенью. К тому же, как я успел выяснить за годы увлеченного чтения, с изобретением печатного пресса человечество сильно поглупело, ища ответы не в природе, а в книге… А во всемирной паутине просто запуталось, и скоро мозг людской засохнет… Идите начитайте новую лекцию и оставьте меня в покое. Полном…

— Доброго дня, отец.

Эмиль постоял у стула, пока граф не улегся на кровать поверх одеяла и не положил под голову руки, словно живой человек.

— Доброго дня, отец, — повторил Эмиль и направился к двери.

— Мне не нужны книги, — донесся до него тихий голос графа. — Все лечится любовью, чтобы не писали там ваши медицинские энциклопедии. Я дам своей вилье то, что не успел дать Валентине при жизни. Пусть у нее не осталось прошлых воспоминаний, но будут новые, которые ей не захочется забыть.

Эмиль тихо прикрыл дверь башни и уставился на Дору, который стоял, прижавшись к стене.

— Как быть? И что делать? — спросил он.

— Я не читаю по-русски, — бросил Эмиль грубо и зашагал к лестнице.

Дору нагнал его.

— Эмиль, что ты в действительности хочешь? Счастье отцу или славы себе? Напиши любой финал в своем романе. Никто все равно не будет его читать…

Вместо ответа Эмиль спрыгнул с лестницы, минуя ступеньки. Дору пошел обратно и прижался ухом к замочной скважине, вдруг услышав тихий шепот отца. «Святой Боже, он уже сам с собой начал разговаривать…» Дору зажмурился и заставил себя уйти в детскую, где начал швыряться игрушками, и скоро в кроватке выросла целая гора из всего, что могло походить хоть немного на баскетбольный мяч.