Эта книга являет собой простую по своему сплетению, и довольно сложную по рисунку историю, состоящую из нескольких сюжетных линий.
Первая сюжетная линия, она же являющаяся и основной, завязана на взаимоотношении доктора Дональдса, его пациентки Кристал, и еще восьми личностей, живущих в сознании девушки и называющих себя проводниками. Именно их совместная игра в «кошки-мышки», полностью отражает название книги. Наблюдать за тем, как проводники и доктор вступают в длительные диалоги, полностью исключая из них Кристал, привносит особую остроту в разворачивании, как самого сюжета, так и дает возможность читателю задуматься о том, что же все-таки скрывает доктор, и отчего проводники с такой легкостью приоткрывают перед ним завесы собственных тайн, рассказывая о них устами его пациентки.
Вторая сюжетная линия – взаимодействие ассистентки доктора Эл и молодого врача Питера. Его попытка излечить девушку после травмирующих событий прошлого, плотно связавшего Эл и доктора Дональдса между собой, являющая собой бесплотные усилия одного в противостоянии с убеждениями и страхами другого. Эту линию можно было бы назвать побочной или дополнительной, если бы не контрастность, при сравнении работы двух докторов, и неоднозначность в отношении друг к другу между героями. Эта линия несет в себе дополнительную изюминку, дающую произведению возможность стать еще более загадочным для читателя. По крайней мере, до определенного момента.
Третья сюжетная линия, напрямую относящаяся к первой, рассказывает о том, как уживаются между собой тени сознания Кристал, периодически позволяющие себе покинуть ее голову, и стать более осязаемым кошмаром для каждого героя, и самой Кристал. Молодая девушка, невольно ставшая разменной монетой в планах на жизнь у собственных родителей.
Все эти три линии поддерживают между собой два мира, создающихся и вырастающих буквально на глазах читателя с каждой прочитанной страницей. Первый мир – мир реальный, полный озлобленности, расчетливости, отчаянья и боли. Второй мир – мир, созданный в сознании девушки, и разделенный на девять залов, которые она, иногда, называет кругами, где суждено вечно томится ее измученной душе. И спустя какое-то время, проводники поддерживают ее отношение, открыто намекая на то, что каждый сам волен выбирать себе свой собственный Ад. А они, лишь слуги и, в какой-то мере, рабы человеческих желаний.
Вместо предисловия: «А вы знаете, как выглядит ваше сознание, если смотреть на него изнутри?»
Средний по своим размерам кабинет, обставленный тяжелой мебелью. Здесь было все, что должно быть у среднестатистического психоаналитика: книжные шкафы, сверху донизу забитые книгами, массивный стол из цельного дуба, с не менее внушительной столешницей из малахита. Кушетка, сделанная по образу тех, которые показывали в фильмах 60-х годов, а рядом с ней массивное кожаное кресло, кожа была темно-коричневого, похожего на оттенок темного дерева, цвета. Тяжелые шторы, нависавшие на огромные окна и не дававшие свету проникнуть в эту комнату, чтобы осветить царивший здесь полумрак. На краю стола справа стояла настольная лампа, своим видом дававшая понять, что она тоже была взята из сундука под названием «60-ые навсегда». Кроме того, здесь было несколько предметов, которые девушка когда-то видела на практических занятиях по физике, она помнила, как когда-то преподаватель давала им задания связанные с этими приборами и даже называла их, но мозг упорно не позволял ей вспомнить ни одного названия. И весьма нелепо во всей этой массивности, твердости и неотступности от идеалов смотрелся небольшой журнальный столик, выполненный из стекла и держащийся за счет одной ножки, узким концом, державшей на себе стеклянную поверхность и расширявшейся к низу в широкий круг.
– А что ты еще ожидала от кабинета психотерапевта, которому явно за сорок. Ярких расцветок и современного дизайна вида «нью-эндж»? – хмыкнув себе под нос, девушка прошла к кушетке и аккуратно провела рукой по спинке. – Теплая… – на какие-то доли секунд ее лицо озарила счастливая улыбка от ощущений этой теплоты.
Дверь за ее спиной тихо приоткрылась, и она услышала, как неторопливо, но уверенно ступая, зашел мужчина.
– «Словно здесь устроили показательные выступления на лучший марш…» – закрыв глаза, она слегка покачала головой.
– Здравствуй! – раздался строгий и в тоже время теплый голос за ее спиной. – Прости, что заставил ждать…
– Ничего, док! Думаю, у вас до меня был какой-нибудь не менее сложный пациент… – она слегка повернула голову, но собственная длинная челка, закрывавшая глаза, позволила ей увидеть только то, что мужчина, стоявший за ней, был одет в достаточно дорогой и подходящий для него костюм.
– Как себя чувствуешь? – он старался сохранить дружескую ноту в голосе, и это начинало ее раздражать.
– Превосходно, но, может быть, хватит? – вновь посмотрев на спинку кушетки, она шумно вздохнула и продолжила говорить, не скрывая своей уверенности в том, что не услышит ничего нового. – Я здесь совершенно не для того, чтобы вы интересовались моим самочувствием или тем, как я провела день, или чем-то еще. Все, что вам поставили в обязанности мои родители, – поковыряться в моей голове и объяснить им, что же со мной такое происходит. Чтобы они наконец-то смогли позволить себе с чистой совестью запереть меня в какое-нибудь место типа этого.
– А ты сама не хочешь понять, что происходит в твоей голове? – все так же спокойно отозвался врач.
– Нет, – безразлично ответила она. – Мне нравится то, что я там вижу.
– И что же ты видишь?
– Отражение своей жизни и души… Я знаю, что я все еще жива в отличие от них! – уверенно, но немного вяло, словно она уже устала повторять одно и то же всем и каждому, ответила она.
– А ты расскажешь мне, что творится в твоей голове? – вкрадчиво спросил врач.
– А смысл? – хотя он все еще не видел ее лица, мужчина слышал, как девушка устало ухмыльнулась. И в том, что она уже устала от одних и тех же вопросов, не оставалось никаких сомнений. – Вы просто можете прочитать мою историю и сделать вывод на основе описаний, составленных вашими многочисленными коллегами.
– Знаешь, я читал то, что они написали, и считаю, что они многое упустили, так как эти диагнозы выглядят как куцые записи дилетантов, – сказал он, в точности подражая ее интонации.
– Интересно… – прошептала она. – И вы готовы увидеть мой мир только с моих слов?
– Да! – обойдя девушку, он встал возле кресла, и, положив свою руку на спинку, посмотрел в окно. – Я уверен, это будет увлекательное путешествие.
– Как самонадеянно! – едко ухмыльнувшись, ответила она. Ей все еще не хватало смелости посмотреть на лицо того, кто вызвал в ней небольшой интерес, хотя бы потому, что не говорил при ней какими-то заумными словами и не пытался унизить ее, говоря «мне все ясно» сразу же после прочтения ее истории.
– Ты позволишь мне узнать больше, чем смогли узнать эти кретины? – с какой-то едва заметной таинственностью в голосе проговорил он.
– Пожалуй, да… – она замялась всего на мгновение, но мгновение – это слишком быстро, для того, чтобы обратить внимание на эту заминку. – Мне лечь на кушетку?
– Если хочешь, можешь на нее сесть…
– А если она меня не устраивает? – перебила его девушка.
– Можешь устраиваться там, где тебе будет удобнее всего! – благосклонно ответил он.
– Даже если я захочу лечь на этот маленький стеклянный стол? – ехидно спросила она.
– Даже если захочешь повиснуть на шторе, я не буду тебе мешать, – ухмыльнувшись, ответил он. – Желание человека – закон.
– Намного удобнее будет здесь, – сделав окончательный выбор, девушка обошла кушетку и с некоторой осторожностью легла на нее. – Теплая… – прошептала она, закрыв глаза.
– Тебе не будет мешать, если я возьму блокнот и буду записывать за тобой? – вежливо спросил он.
– Валяйте! – сейчас она чувствовала себя как никогда защищенной, и ничто не могло разрушить этой уверенности. Сев в кресло, стоящее рядом, но расположенное так, чтобы девушка могла увидеть доктора, только повернув голову, он взял в руки блокнот и карандаш. Сейчас он видел ее полностью: светлая макушка, довольно длинные волосы, даже непривычно длинные для этого времени, худое тело, измученное то ли голодовками, то ли какими-то другими лишениями, и лицо, застывшее, словно венецианская маска. Ее лицо было правильной формы, с красивыми, четко отчерченными тонкими чертами, но вся эта красота казалась неживой. Из-за того, что, даже когда она закрыла глаза, лицо не выражало никаких эмоций – просто оставалось маской.