–  Чудно, - кивнула я.
– Проводите меня к Эриху. А сами отправляйтесь к себе, чтобы не вызывать подозрений. Вдруг Илана вздумает наведаться к вам?

Шлосс слегда покраснел, из чего я сделала вывод, что ночной визит уже имел место. Интересно, чем кончилось дело?

–  Идемте, я провожу вас, - сказал он, и я последовала за ним.

Обиталище Эриха располагалось в другом крыле здания. Шлосс попросил меня обождать снаружи, чтобы предупредить Эриха, потом предложил войти, а сам испарился. Я была рада, что не пришлось просить его оставить нас наедине: Шлосс оказался на редкость сообразительным человеком.

Войдя в комнату, я не без интереса огляделась по сторонам. Большие окна - днем здесь, должно быть, очень светло, - книжные шкафы, замысловатая конструкция в углу (это оказалась хитроумная подставка, позволяющая лежачему больному писать или рисовать), рисунки на стенах… Воздух был свежим, не спертым, в нем совсем не чувствовалось запаха, присущего жилищам людей, прикованных болезнью к постели. Видно было, что Шлосс в самом деле заботится о своем подопечном.

Я повернулась и встретилась взглядом с молодым человеком, полулежащим на широкой кровати. Если бы я не знала наверняка, что он уже несколько лет лишен способности передвигаться самостоятельно, то ни за что не приняла бы его за калеку. Ясные и умные серые глаза на поразительно некрасивом, но обаятельном худощавом лице смотрели с живым любопытством, а светлая кожа не была болезненно бледной, как это случается у затворников. Я не знала, сколько лет этому человеку, но по здравом размышлении решила, что не менее тридцати. Выглядел он моложе, и намного. Я не удержалась от того, чтобы определить характер его травмы. Как ни жаль, Шлосс оказался прав - Эрих покалечился слишком серьезно, маги-медики и так сделали все возможное и даже чуточку больше. Если на то пошло, молодой человек должен был провести вовсе без движения остаток жизни, однако ему еще повезло…

–  Вы - Флоссия Нарен, - сказал он утвердительно.
– Дядя Верен говорил мне о вас.

–  Вы правы. Но сейчас меня зовут Флосси Никс, и я бы попросила вас употреблять именно это имя, - ответила я. Очевидно, Шлосс делился своими планами с Эрихом.

–  Я понимаю, - кивнул он.
– Нас, к сожалению, не представили, и, должно быть, дядя Верен не назвал вам моего имени. Нейр Эрих Дорж, к вашим услугам.

–  Рада знакомству, - церемонно кивнула я и без приглашения заняла кресло рядом с кроватью.
– Вы догадываетесь, о чем я хотела поговорить с вами, не так ли?

–  Да.
– кивнул Эрих. Худые руки с изящными пальцами художника спокойно лежали поверх одеяла - он ничуть не волновался.
– Дядя Верен делился со мной своими подозрениями. Больше ведь не с кем, не со слугами же… Так что я в курсе дела.

–  Меня, прежде всего, интересует ваше мнение об Илане Тен, - сказала я.

–  Мое мнение?
– Эрих задумался, и его некрасивое лицо озарилось удивительно приятной улыбкой.
– Трудно составить мнение о человеке, которого почти не знаешь, но она мне понравилась… Не потому, что она очень красива, госпожа Никс, хотя это, конечно, тоже… Видите ли, нейра Тен - одна из немногих, у кого мое увечье не вызывает отвращения. Вы тоже из таких…

Я криво усмехнулась в ответ. Сказать ему, что я на своем веку видала куда более неприятные вещи, чем парализованный парень? Нет, не поймет…

–  Она ведет себя со мной так, будто я просто немного приболел, - продолжал Эрих.
– Почти так же, как дядя Верен. И она частенько заглядывает ко мне поболтать. Я понимаю, это, скорее всего, оттого, что ей просто скучно в этом доме, но все равно… Мне редко доводится с кем-то поговорить, - добавил он, - так что я рад любому собеседнику… Дядя Верен - тот каждый день по нескольку раз заглядывает ко мне, читает вслух отрывки из своего нового романа, да просто рассказывает новости…

Я только вздохнула. Шлосс - редкой души человек. Не каждый бы согласился взвалить на себя обузу в виде молодого калеки, который может прожить еще очень долго. Да не просто поручить его заботам слуг, а считать его членом своей семьи…

–  Она рассказывает столько всего интересного про столичную жизнь, - продолжал Эрих, - а еще она позволила мне нарисовать ее. Хотите взглянуть?

Я кивнула. Портрет - это может быть интересно.

–  Рисунки вон там, на столе, - указал Эрих.

Я поднялась и подошла к широкому столу, заваленному разнообразными папками.

–  Та, что сверху, в синем переплете, - подсказал Эрих. Я подала ему папку, и спустя пару секунд он протянул мне рисунок.
– Вот…

Я взглянула на набросок. Да, это Илана, без сомнения. Эрих в самом деле талантлив, несколькими штрихами он сумел передать диковатую, необычную красоту Иланы, лицо на портрете казалось поразтительно живым. Прелестное личико, исполненное доброжелательности и сострадания…

Меня, однако заинтересовало не портретное сходство…

–  Не подумайте, это не мое воображение, - заметил что-то Эрих в выражении моего лица.
– Мне так редко доводится рисовать новые лица с натуры, что я стараюсь ничего не прибавлять от себя. Она на самом деле такая!

"Если Илана на самом деле такова, то ты - гениальный рисовальщик, хотя сам этого не понимаешь, " - подумала я. Я знала, так бывает, но воочию видела подобное впервые. Карандаш Эриха изобразил прелестную женщину именно такой, какой видели ее его глаза, вероятно, несколько затуманенные красотой Иланы. Но рука - рука и то особое, неназываемое, что живет в каждом настоящем художнике, не позволили погрешить против истины, изобразив Илану Тен даже слишком точно. Да, женщина на портрете была прекрасна, она улыбалась, она была - воплощенная доброта. Но стоило присмотреться - и становилось ясно, что на самом деле выражает ее взгляд. А во взгляде этом читалась тщательно скрываемая брезгливая жалость, увы, просыпающаяся в большинстве из нас при взгляде на безнадежно покалеченного человека. Думаю, Эрих сам пока не понял, что именно нарисовал. Но если верить ему, если он в самом деле не прибавил ничего от себя, то вырисовывается весьма интересная картина…