Шрифт:
1985–1986
II
Из непокорных и бесстрашныхникто не ведал в день обмана,что всё единство дней вчерашнихпадёт с железным истуканом…Но ничего не поменялосьв стране испуганных теней,лишь, может, мой (какая малость!)запой – длиннее, и темней,и безнадежнее. Да злейночная тишь, когда не спишь(а в голове и дичь, и бредни),и сознаётся миг ясней,когда в какой-нибудь… Парижсорвётся навсегда последнийиз тех – с кем можно говорить.Но не печалься, брат. Пустое!Что ж, остаётся пить и пить,но – одному.И вспомнить, вояот безысходности во тьму,здесь остающихся как будто.И представляя их, под утроприняв похмельные свои,так бормотать: «Какие ж всё жеу вас откормленные рожи,страдальцы скорбные мои…» 1994
Банальное
1988
Чужой дневник
1986–1987
Сцена из нынешних времён
Я вышел рано, до звезды…
Писатель и приятели его Умнов и Неумнов; якобы в больших креслах, якобы перед камином, якобы с сигарами.
П и с а т е л ь (в задумчивости)
Затем ли, что в России рождены,мы – как слепые – бьёмся в эти стены?И вечен ужас вечных лет стены —без мысли, без конца, без перемены.Давным-давно утерян здравый смысл,давным-давно не свята жизнь людская,куда ни глянешь. И тоска такая,что если мыслям волю дать, то впорупойти и удавиться, так стройнапорой бывает логика ухода.Но это – к слову.Гнусный взгляд отцанародов ловишь, кажется, повсюду:в газетах и в гостях, в журналах, дома,и в том предмете, что назвать неловковысокой прозой моего стихаили стихом высокой прозы (СашаЕрёменко сравнил его в сердцахс помойной ямой). Бог ему судья!(Не Саше, а вождю тому.) Тем паче,что старший сокол тоже не был ангел,как нас учили…Что ж, из всех желанийодно мне ближе: напоследок плюнутьна дуб высокий, где они сидели,и насладиться думою о Ниццеи Гонолуло…Го л о с А в т о р а з а с ц е н о й
Стой, дружок, – кудазаносит Муза, будто бы онау Евтушенки на полставки служит!А я всю жизнь южней Больших Говнищейне выезжал как будто…П и с а т е л ь (продолжает)
Не судьяему я нынче, хоть писал – три годатому, – покаюсь:Кровию метил и в рабство крестил,в подлость и в полымя Русь мою бросив,тот, кто случайно на троне царил,кто – неслучайно? – c рожденья носилдревнееврейское имя Иосиф.Теперь я так не думаю (блаженкогда-нибудь созревший!) – мыслей новыхпришла пора, и осознанье мыслейменя страшит безрадостным итогом:не этот – так другой, не тот – так третийс удавкою к России б подступил(и вождь постарше вовсе не был ангел).Но до чего ж мы всё же азияты!Покорное, задумчивое стадо,беспамятной ведомое звездой,жуём бесстыжей лжи изрядный клок,отпущенный бесчестными властями;в нас правды нет – нам и тюрьмы не надо,а как мы нынче храбро рвёмся в бойза правду – и сражаясь с мертвецами,всё норовим то в печень, то в висок,тяжёлыми бряцая кандалами…А уж когда NN запел про лагерь,я – замолчал.Глодайте вашу кость!Не обучила нас Европа,и мы не сделались мудрей…Го л о с А в т о р а з а с ц е н о й
Басинский ждёт уж рифмы ж-а?!На, на, прожуй её скорей!П р и я т е л ь Н е у м н о в
Но ты б нам мог сказать о многом!К примеру, не чураясь слова,александрийским вечным слогомвоспеть реформы Горбачёва!К тому же нам дана свободао нашем будущем мечтать!Твой долг – избранников народав делах их словом поддержать!П и с а т е л ь (неожиданно злобно)
И они нам придумают новый Тайшет,и другую дадут Колыму,и – ссылаясь на старый афганский сюжет —роты мальчиков наших, не видевших свет,отошлют на закланье во тьму!(Успокаиваясь.)
Распутная, растерзанная плоть…Как в сне дурном,весь век живём,и глушимтоску вином,и пропадаем в нём,и губим чистоту сердец и души.Что им земля, что мир, когда одниостались страсти – блуда и наживы?Не говори: мы велики! мы живы! —ты мёртвый червь, пока живут они.(Спокойно.)
Да и куда нести творенье?Крепка стена, не хватит сил…П р и я т е л ь У м н о в
Не продаётся вдохновенье,да кто бы рукопись купил?П р и я т е л ь Н е у м н о в
Лорд Байрон был того же мненья!Чухонцев то же говорил!П и с а т е л ь
Тьфу!Всё слова, слова, слова…