Против течения. Избранное
вернуться

Богатых Анатолий
Шрифт:

1980; из рукописи книги «Городская окраина»

Два стихотворения

1
На вокзале (в погоду метельную),где буфетные столики в ряд,человека без роду и племениповстречал я в конце января.В телогреечке незаштопанной,в прохудившихся сапогах —он людей просил полушёпотомоб оставшемся на столах.Подбородок свинцовым отливомнеопрятной щетины пугал,отвечали ему – кто брезгливо,кто совсем ему не отвечал.После стыд ел души закоулочки,после кровью лицо обожгло,а тогда я румяную булочкуположил в его руку незло.Этот жест хорош в оккупации,но как подло с набитым ртомот чужой беды откупатьсяневошедшим хлебным куском!…Я проехал страну великуюдо морей на восток и на запад.Я впитал её многоликую,её крепкий рабочий запах.Но встречались они в народе,эти люди – как их спасти? —что десятками тысяч бродятна большом железном пути.Брат мой, ближний мой, неприкаянный!Дай мне руку в горе своём.Худо нам, когда мы не спаяны,легче нам, когда мы вдвоём.…От мороза трещат акации.Чем он лютой зимой храним?Тем, что люком канализациизакрывается ночь над ним?..

1978; из рукописи книги «Городская окраина»

2. Лирическое осеннее
…Увы!Сентябрь листву метётв проулках Поля Воронцова.Увы, увы!Зима не ждёт,вот-вот морозом обожжёт,оденет в смертные обновы.Увы, увы нам!Бомж бредёткуда-то в ночьиз этой – нашей – жизни прочь,с мешком заплечным на спине.Дай Бог ему, а также мнеопять увидеть свет в окне.Разделим, брат, планиду эту,поскольку сказано не мной:есть только воля и покой,а счастья нету…Дай Бог тебе, невольник воли,зимовки сытой – и веснойощупать клейкие листочки,вздохнув об участи иной.И мне – одну ли, две ли строчкинесмертных, творческий покой,нестыдной роли.А без любви нам не впервой, —есть мир и звёзд звучащий рой.Чего же боле?

2001

«Здесь всё чужое: улицы, дома…»

Здесь всё чужое: улицы, дома.Как будто сплю и сном угарным скован,как будто я давно сошёл с ума —я на себя гляжу как на чужого,со стороны без жалости гляжу —судья-палач, – караю и сужу.Казнь продолжается – и столб позорный врыт.Стою один, лишён людского званья.И точит боль, и гложет тёмный стыдза тёмный стыд и боль существованья.Мне в оправданье нечего сказать.Как равный вам, пришёл я в мир несытый,но никогда мне не поднять глаза,в глаза людей мне не смотреть открыто.За жизнь мою, за сладкий белый свет,за нищий хлеб, замешанный с половой,я благодарен вам, – и дела нет,как нелегко из уст исходит слово.Казнь продолжается. Ещё не вышел срок,ещё душа не иссушила омутстрастей своих, ещё не мёртв порок.…Но э т о т хлеб! но воздуха глоток, —по вашей щедрости отпущенных другому —и мне доставшихся; но вашей веры свет! —когда для вас слова мерзавец и поэт, —одно и то же…

1986

Памяти друга. Памяти Толи Житного

Лес разбуженный зеленью нежной расшит.Ласков свет над стернёй прошлогодней, печальной,над просёлком ухабистым в сельской глуши…И затейливым очерком Русской душиоплавляется воск на свече погребальной.Отплывает ладьёй принаряженной гроб.И пустые слова, и чужие рыданьяне тревожат твой слух, и не дрогнет твой лобпод последним земным целованьем.По высокой земле отплываешь один,каменеют нагрузшие плечи.Сам себе судия, сам себе господин —в ожиданье томительном судных смотрин,в ожиданье назначенной Встречи.Нет следов твоих ног в подорожной пыли.Сколько нас – неприкаянных – в этой дорогеляжет в комья тяжёлой любимой земли, —всех равняет она – и святых, и убогих.И о тех, кто зарыт в вековой глубине,и о тех, кто душою и разумом беден,и о тех, кто убит на чеченской войне, —Православные храмы поют в вышинево спасение наше рыдающей медью…

май 1996

«Нынче день бездонно светел…»

Нынче день бездонно светел,над другими днями – главный.Что тоскуешь, что невесел, —али ты неправославный?И глядеть не наглядеться —купола поют!И сладкопахнет мёдом, пахнет детствомпряник с тульскою печаткой.Лишь смотри, молчи да слушай, —как ликует вестью дальной,сердце лечит, правит душуколокольный звон Пасхальный!

1998

«В полуяви, во сне я лежал посреди…»

В полуяви, во сне я лежал посредиДвух дорог с остановленным сердцем в груди.Головой – на закат, но лицом – на восток.И лежал я, и спал, и подняться не мог.Две дороги сходились на мне, и во мнеПродолжались дороги. Я бредил во сне…Жгли мне кожу копыта шипами гвоздейНа подковах соловых степных лошадей.И ломали мне кости чужие кресты,На плечах крестоносцев в распятьях застыв.Две дороги сходились на мне, и во мнеЗамыкались дороги. Я бредил во сне…Но одна восходила звезда надо мной,Поутру называясь восточной звездой.И, на запад закатный сходя с высоты,Принимавшая имя вечерней звезды.Две дороги сходились на мне, и во мнеОбрывались дороги. Я бредил во сне…И лежал я, и спал я, и тысячу летНет пути мне, дороги мне собственной нет.И чужие не всходят во мне семена,И глухая меня окружает стена.Две дороги сходились на мне, и во мнеПотерялись дороги. Я умер во сне.

1982

Игра в классиков

Мне скучно, бес.

С младых ногтей в неё влюблённый,я б и в похмельных снах не счёлмою мечту – мечтой скоромной,в живую плоть преображённой,но нас Небесный промысл свёл;и…(«Полно врать, пиита, – слушай:и в прошлой книге странный случайв закон возвёл ты, враль беспечный,а жизнь не враз устроит так», —укажет мне мой критик вечный,зоил запойный, враг сердечный,владелец правды…– Сам дурак!)Но я отвлёкся…Вечный случайнас свёл одесскою зимой.Мела позёмка; снег летучий,виясь по льдистой мостовой,слепил…(И ты, Мытищей житель,друг-собутыльник?! В сём синклитеврагов словесности роднойужели слышу голос твой?!Прискорбно. Вот совет: решите —да беспристрастен будет суд! —закономерно иль случайнофамильи ваши в примечаньек стихам сегодняшним войдутодной лишь строчкой – чьи тут козни?О д н о й (!) строкой издатель позднийпомянет ваш угрюмый труд).Прошу прощенья. В третий разначну – и кончу свой рассказ.Итак, я жил тогда в Одессехолодной – редкостной – зимой,у моря южного. И вместежила тоска моя со мной.Томился я (путём без целидоселе жизнь моя была)тоской по Женщине…С постелиона на улицы гнала,на оснежённые бульвары,на стогны жалкого греха,где от бездомья стонут пары,в кошачьи кутаясь меха,где так нежданна встреча наша;и город южный не для нас,и невозможен век и час…Но повстречавшись вдруг:«Наташа!Князь Анатоль обманет Вас!Он…»Обожгла, оборотясь,презреньем гневным и – исчезла.И нет следа на мостовой…«Какая ересь! Бред какой!Где назиданье, где сюжет?Как смеет автор петь предметего наклонностей больных?!Влюблённый в вымысел, – живыхне видит он за строчкой прозы.Хорош лирический герой —нет ни позиции, ни позы!Во-первых, пользы никакойстране советской; во вторых…и во-вторых не видно пользы».…Ты злишься, милый? Воля ваша,а я всерьёз хочу к Наташеот ваших тем, ударниц вашихдвуполых, – как одна похожих.Люблю Ростову я…И что же?..

1987

«В январский день найду могильный холмик…»

В январский день найду могильный холмик.В пустых полях ветра берут разбег.К седой плите корявый льнёт шиповник.И гиблый снег. В колено гиблый снег.Тебя в морях швырнула юность в трюмы.Ты к людям брёл в ночной и снежной мгле.Ты брёл к теплу, тревожный и угрюмый,но не нашёл приюта на земле.Мороз крещенский. Столб колючей пыли.Сырого неба грузный серый ком.Ты телом здесь лежишь. Но не в могиле,не в этой глине твой покойный дом.Я не грущу. Вот так – как ты – на делеплатить душой и сердце сжечь дотламог лишь поэт. Ты умер на пределе, —не дольше песни жизнь твоя была.Повсюду гиблый снег. Шиповник спелыйво рту сладит кусочком алым льда.Как счастлив ты, что вовремя сгорелаполей твоих полночная звезда!..