Адам, кажется, делал это просто из любви к искусству. Он даже иногда звал ее «Маргарита Львовна», как записал когда-то в документах, которые ему, наверное, были зачем-то нужны. Первое время Р-рит-та пыталась ему объяснить, он искренне каялся и обещал в следующий раз непременно помнить. Но потом снова: «Маргарита Львовна, не могли бы вы…?» Со временем объяснять она перестала, стала просто злиться.

Она в ответ на такое обращение и рада бы была сказать: «Нет, не могла бы», но увы, обычно это были просьбы, исходившие от Него. А просьбы, исходившие от Него, игнорировать очень неумно, это она еще полторы сотни лет назад поняла, когда никакого Адама и близко не было.

Рита бы была очень рада, если бы узнала, что Адам дразнил ее не из какой-то извращенной вредности, а в целях самозащиты. Он был обычным человеком и, когда только начал работу на своей нынешней должности, был подвержен ритиным чарам весьма и весьма серьезно. Но как человек наблюдательный и изобретательный, он быстро обнаружил, что Рита злая его скорее пугает, чем чарует, а это было гораздо проще пережить. Разозлить же Риту было проще простого, чем он и пользовался по сей день — теперь уже, честно говоря, без особой необходимости, просто потому что никак не мог поверить, что эти ухищрения больше ему не нужны.

А вот Он — он иногда звал Риту почти по-настоящему. Когда был в хорошем настроении. У него получалось такое красивое раскатистое «Р-р-р» в начале, что вполне можно было не заметить отсутствия сдвоенной «т». В этот день Он точно был чем-то доволен.

— Здравствуй, Р-р-рита, — сказал Он, заходя в «Каприччо». — Я смотрю, ты перекусила?

Рита напряглась. Несмотря на то, что условия ее заточения это допускали (а как могло быть иначе?), она всегда чувствовала некоторое… разочарование, что ли, исходящее от Него после каждой ее трапезы. Если, конечно, Он заставал ее после трапезы. По идее, ей это ничем не грозило. Но мало ли. Все-таки Он здесь главный. Мало ли что Он может придумать.

Вообще-то, Ему это было совершенно не свойственно — менять правила в середине игры, наказывать за то, что раньше было нормальным… Но Рита об этом не знала. Догадывалась, но не знала наверняка, потому что не слишком-то следила за тем, что вообще происходило в «Магии». Соседей своих знала мало, их истории — тем более.

— Да, — осторожно сказала она. — А что?

— Ничего особенного, просто тут стало светлее. Это хорошо, мне нравится. Я, собственно, зашел сказать тебе: Ярослав Быстрицкий теперь будет с нами работать. Техническим директором. И — да, теперь он знает, кто ты такая.

Рита этому сообщению, мягко говоря, не обрадовалась. Она и так-то не знала, как с ним обращаться, с этим Ярославом, а теперь… теперь вообще ничего не понятно! Хоть бегай от него! Но бегать от него Рите не пришлось. Более того, некоторое время спустя ей еще придется самой охотиться на него. И это окажется не так уж просто.

«Знай свое место». В смысле, знай свой объект. Ярослав всегда был уверен, что это просто вопрос желания и усердия: насколько досконально ты знаешь здание и его проблемы. Оказалось, бывает и по-другому. Иногда здание принципиально непознаваемо, на поэтажных планах нет примерно трети имеющихся помещений, пометки об их свойствах читаются, но ясности совершенно не вносят, а те, кто должны бы эту ясность внести, отмахиваются и говорят «по ходу разберешься, ничего страшного».

Они как это себе представляют, вообще? Впрочем, он знал ответ: вообще никак не представляют. Это же не их проблема, а его. Ему и решать. Он и решал, попутно осваивая новые методы. Например, истерики.

Вторую рабочую истерику он закатил Ему, когда пытался докопаться, сколько все-таки в «Магии» подземных этажей. На планах было два, но Ярослав к этому моменту уже точно знал, что реально их больше. Он (его все так и звали: «Он», с явно слышимой большой буквы, как будто это было имя, причем, возможно, имя бога какого-нибудь) нахмурился, задумался и сказал: «Слушай, я сам не знаю». Ага, конечно. Так Ярослав ему и поверил. Это Он, наверное, просто не захотел повторения первой истерики. Но это Его, разумеется, не спасло, просто тема истерики теперь была другая.

А первую рабочую истерику Ярослав закатил, когда ему сказали, что планов этажей четыре тире восемь не существует. То есть вообще. Вот те, которые всем видны, — да, пожалуйста, хотя на них нанесено не все, но это нерешаемая проблема, многослойные чертежи они делать не умеют.

— С фига ли не умеете? — возмутился тогда Ярослав. — Если вы всю эту многомерность можете воплотить в реальности, воплотите теперь на бумаге. Наверняка это не сложнее, просто вам никогда не было нужно. А мне — нужны — планы, я не могу так работать, будьте добры сделать, если уж я, по-вашему, сам с замерами не справлюсь. И невидимых этажей, пожалуйста, тоже. Пять этажей с разными потенциальными проблемами, с какой-то (теоретически!) проводкой, трубами, канализацией, сигнализацией, вентиляцией — как можно на это все просто взять и забить?.. Если оно у вас там все такое особенное и волшебное и с видимыми этажами не связано, обозначьте, где заканчивается зона моей ответственности. А если…

Короче, он тогда своего добился. Кто-то (Ярослав хотел бы знать, кто, ну так, на всякий случай, чтобы понимать, кто теперь его кровный враг) сделал ему план четвертого и пятого этажа, а остальные обещал предоставить в течение двух недель. И теперь Ярослав сильно подозревал, что Он сейчас валяет дурака исключительно для того, чтобы не нагружать этого чертежника-кудесника еще и нижними этажами.

— На черта вам, интересно, нужен живой человеческий инженер, если давать ему нормально работать вы не хотите? — уже более спокойно поинтересовался Ярослав, закончив экспрессивную часть.