– Конечно, не против. Даже будет интересно взглянуть на такую красавицу без лишней одежды. – ЧТО Я ТАКОЕ НЕСУ???!!! Мои уши и лицо уже должны от стыда покрыться ожогами. Провалиться бы на месте! Надеюсь, Лена спишет все это на алкоголь. Я действительно опьянела. А она поднялась с дивана и быстрым изящным движением сняла с себя халат.

– Люблю эту вещицу. Мне в Париже подарили. – Хозяйка прижала халатик к щеке, а потом отправила его в полет на кресло, где он, к моему удивлению, аккуратно приземлился.

Мой взгляд от халатика и кресла вернулся на Лену, и я поняла, что снова смотрю на нее с открытым ртом. Слава богу, трусики она оставила на себе. Правда, такой тонкий шелк не скрывал ничего. Ее стройные ноги оставляли просвет в том месте, где они начинаются. Сквозь оставшуюся на теле ткань, на заветном бугорке виднелась штанга пирсинга с двумя большими камнями на концах.

– Ну как? Нравлюсь? – Я молчала. Нельзя быть такой красивой.

– Оксаночка. – Лена подошла ко мне почти вплотную. – Ты займешься моими синяками или сначала меня изнасилуешь?

– Да-да, конечно! Садись! То есть я, конечно, рану обработаю! – чуть ли не закричала я, стыдливо отводя глаза от этой чертовки. А Лена хохотала во весь голос. У нее что – истерика? Она вся дрожит, но даже это выглядит прекрасно! Тут я представила парней, которые на уроках физкультуры пытаются разглядеть ее грудь. Мне их стало жалко. Наверняка им приходится после каждого такого занятия трусы стирать.

Тем временем Лена немного успокоилась и присела на краешек дивана, закинув ногу на ногу. Ну а я пристроилась рядом, так чтобы ее холмики оказались напротив меня. Найдя перекись водорода, я смочила ею ватную палочку и приложила к ранке. Ранка – просто маленькая царапинка, но Лена все равно поморщилась, хотя, может, кривляется? Дальше я стерильным тампоном протерла царапину и сверху осторожно нанесла крем с непонятным названием. В завершение я заклеила рану пластырем. Теперь синяки. Еще один тюбик с мазью. Я выдавила горошинку на кончик пальца и аккуратно помазала синяк. То же самое – со вторым. Вот и закончилась процедура, можно выдохнуть и успокоиться. Я наконец-то смогла отвести взгляд в сторону. По моей спине пот стекал тоненькими ручейками. Лена все еще хихикала. Она отошла к креслу и надела халат. Я встала, стыдливо опустив голову. Но хозяйке дома наверняка казалось, что я смущена недостаточно. Обнять за талию и понюхать шею – этого уже довольно, чтобы я горела живьём, но Лена, похоже, жалости не знала и, прижав покрепче к себе, поцеловала в щеку.

– Всё! Больше смущать тебя не стану. Хотя приятно смотреть, как ты краснеешь. – Ее ладонь погладила мою щеку. – Спасибо, что помогла.

Я хмыкнула что-то неопределенное, не зная, как реагировать, а Лена продолжала.

– Удивительно, ощущаю себя принцессой на горошине. Как в сказке. – Но тут же, будто обидевшись, добавила: – Знаешь, ты сделала мне больно, когда обрабатывала. – Она сморщила свое личико и слегка потерла грудь.

Я подняла глаза на хозяйку дома. Лена одарила меня милой улыбкой, но вот в зеленых глазах плясала бесятина. Дурное предчувствие овладело мной.

– В моих страданиях виновата ты. И ты за это получишь! – Я не успела даже моргнуть, как Лена схватила мою руку и бесцеремонно развернула спиной к себе. Зачем она это сделала, до меня дошло после того, как я ощутила весьма болезненный шлепок. Мое лицо снова полыхнуло факелом, а чертовка уже наполняла наши бокалы до краев…

************

В одной маленькой деревне, на самом краю улицы, стоял обычный, на первый взгляд, дом. Как и все остальные, он представлял собой деревянный сруб и каким-то богатым убранством не отличался. Но если все-таки приглядеться, отличия найти можно. Ставенки на окнах висели чуть ровнее, чем у других домов, а краска на заборе, пожалуй, свежее и ярче. Да и хозяева выглядели немного опрятнее большинства жителей, чувствовалось, что они с трепетом относятся к своему имуществу. А было у них немного. Как и у всех – огород, к концу октября уже почти полностью освобожденный от всего, что там росло. Основания деревьев побелены, кусты винограда и многочисленных роз укутаны. Закрома доверху наполнены кормом для той скотины, что имелась в хозяйстве. Погреб распирало от различных солений на грядущую зиму. Но в доме, несмотря на почти идеальный порядок и очень теплую атмосферу, явно чувствовалась нехватка денег. Из техники имелся только еще советский радиоприемник да старенький чиненный-перечиненный телевизор весьма преклонных лет, показывающий хорошо только рябь.

Хозяином дома был Леонид Иванович. Высокий худощавый мужчина сорока четырех лет, всю свою жизнь посвятивший работе и семье. В двадцать лет, когда он вернулся из армии и нашел свою любовь Марью Ильиничну, они создали семью. Детей у них появилось четверо. Три сына и старшая дочка, которая сейчас училась в городе. Младшему сыну Косте только исполнилось пять лет, а вот двое средненьких: Миша и Леша – погодки, двенадцать и тринадцать соответственно. Также в этом доме доживали свой век родители Леонида Ивановича, ветераны войны, чей совместный возраст перевалил за сто шестьдесят лет. Однако это не мешало им активно помогать по хозяйству.

Наверное, потому что Леонид Иванович был честным человеком, тех немногих денег, что зарабатывала семья, хватало на скромное существование. Ведь пил он напитки только домашнего производства и только по праздникам, а все заработанные деньги отдавал любимой жене. Марья Ильинична, в свою очередь, складывала их вместе со своим скромным доходом работника культуры, как-то распределяя бюджет на нужды семьи.

Этим субботним утром Марья Ильинична, покормив скотину, стояла у забора и разговаривала с соседкой по улице.

– Уж больно неспокойно у меня на душе. За детей переживаю, того и гляди пакость какая приключится, – говорила соседке обеспокоенная мать.

– Твоя старшая сейчас в городе учиться, а там на каждом шагу можно дураков встретить. Вот что ей у нас в деревне не сиделось! И работу бы нашла, и мужа можно знатного найти! Вон какая девка статная! У нас-то дурехи только по дискотекам шастают. Сколько я помню, Оксанка такие места за километр обходила. А сейчас в этом городе непонятно что приключиться может! – Казалось, что соседка никогда не закончит причитать.