С детьми Саше было тяжелее всего – она на внутреннем уровне отторгала то ли возможность того, что такие малютки могут так страдать, то ли не хотела видеть и осознавать проблем, которые у нее будут с подрастающим ____. Ей хватило несколько почти бессонных ночей, когда она то и дело прокручивала в голове сотни – нет, тысячи! – раз слова доктора и пыталась расшифровать по-разному, выстроить на них воздушный замок веры, чтобы не потонуть в аду.

Надо отдать ему должное, врач не ставил себе целью запугать “мамочку” до потери пульса, не оперировал точными диагнозами, и выбирал чаще всего слова: “угроза”, “подозрение на”, но и не ободрял. Он нейтрально давал факты, с которыми – в результате своевременного и правильного лечения, а также реакции организма – можно было работать и сделать максимум для развития и дальнейшей жизни ребенка. Он сказал, что кроме всего прочего присутствует гидроцефалия, “водянка”, поэтому придется сделать операцию, а если она не поможет, поставить шунт для того, чтобы жидкость, ликвор, не скапливалась в мозге и не мешала развитию. То, что внешне на голове ___ гидроцефалия пока никак не отражалась, было связано с небольшой, но постоянно растущей степенью. После эндоскопии – Саша даже не спрашивала, что это, а просто загуглила – должно стать более понятно по поводу эпилептических приступов. Возможно, на мозг давят раздувшиеся желудочки, и, если гипотеза подтвердится, состояние станет легче.

Хотя это было не самым основным, насколько поняла Саша, эндоскопия была быстра и проста относительно других операций. Большой вопрос стоял по двигательным функциям. Голова у ____ болталась, как на ниточке, если не придержать, того и гляди отвалится. Тело – то мягкое, непослушное, как будто без мышц, то подернутое спастикой, которая, как надеялась Саша, хотя бы не приносит ему болезненных ощущений. Еще пока никто не знал, видит ли ____.

Так как он был маленький, двигательно могли поставить только диагноз “угроза ДЦП”, в неизвестно какой пока форме. Сколько бы Саша не упрашивала и не умоляла, если бы стала вообще это делать, врача, все равно бы не помогло. Никто ничего точно сказать не мог. ДЦП. Но в какой стадии и какая часть тела будет охвачена спастикой, какую конечность ему выделят для жизни и развития, ни один самый гениальный врач сказать не мог. “Зависит от реабилитации и ребенка”, только и пожимал плечами светила науки.

Какие есть варианты: ДЦП, но ____ сможет говорить, ходить, некрасиво и криво, но сможет; ДЦП, но он сможет говорить, сидеть и передвигаться на инвалидной коляске; ДЦП, но он сможет двигать ограниченно правой и левой рукой и головой, печатать на компьютере, не владея речью, но иметь сохранный интеллект; ДЦП, но он будет полностью обездвижен, сможет общаться, печатая на компьютере с помощью устройства, которое крепится к голове, а механический голос будет все озвучивать; ДЦП в любой степени, а эпилепсия погубит мозг, захватит в свои сети и не отпустит, каждый день отсчитывая сколько ему осталось жить, или мозг просто окажется несохранным.

Вариантов комбинаций было множество, от самых плохих, но удачных, если так можно было сказать в данной ситуации. Но что выпадет ____?

Неизвестность.

С одной стороны, отсутствие четкого непоколебимого диагноза было давало надежду и веру в то, что еще можно изменить, что все в твоих руках, силе воли, стремлении к победе. А с другой стороны самая страшная вещь на свете для человека, та что подкашивает нервы на раз и делает из здорового человека старого и седого в кратчайшие сроки – неизвестность. И Саше придется с ней жить, мириться постоянно.

После операции жизнь в больнице шла своим чередом, жизнь, в сущности, всегда идет вперед, невзирая на внутренние переживания отдельных людей. ____ восстанавливался, Саша ухаживала за ним с роботизированной точностью и внимательностью, но без эмоций. Она почувствовала облегчение, когда врачи сказали, что прошло все хорошо, что теперь нужно отслеживать эффект противоэпилептических препаратов и действовать “по предписаниям врача”.

Но ликвор был плохой, видимо, пошло заражение, и он был “грязный”, как называли это бактерицидное состояние на медицинском жаргоне. О ближайшем возвращении домой можно было забыть. Больница на неопределенное время оставалась их с ____ домом.

Через несколько дней они с Люси болтали после завтрака, обсуждали сериал, никак не желая расходиться по палатам, как тут Саша заметила знакомую женщину, разговаривающую с врачом.

– О, я знаю ее, наших детей в один день оперировали, – шепнула Саша Люсе, показывая на маму ребенка, с которой разговаривала после операции. Сейчас женщина выглядела жутко – страшные круги под глазами, худоба, бледность, взъерошенные волосы и неплотно застегнутый грязный халат. О просыпающейся тогда надежде не было и речи.

– Она постоянно воет последние дни, – сказала вездесущая Люси, мельком взглянув туда. Куда был обращен тяжелый взгляд Саши. – Громко, протяжно. Страшная история. У них с мужем четверо детей, это младшая. Ничего, казалось, не предвещало, но однажды малышка не встала с кровати, опухоль проявилась и задела мозжечок. Когда ее привезли, она рыдала, как белуга – девочки наши отпаивали валерианой ночью – но как только все более-менее прояснилось, постепенно успокоилась. Сделали первую удачную операцию по удалению опухоли, вторую – шунт поставили. А недавно пришли результаты обязательной биопсии. Есть повод повыть.

Рак. Это еще одна страшная вещь, которая пугает также, как слова “тяжелая инвалидность”. Саша часто слышала диагноз у пациентов нейрохирургии. Особенно, ей очень запомнился недавний случай с невероятно солнечной и позитивной девушкой, Катей, которая ходила по коридорам и в столовой с легкостью, которая присуща людям, не отягощенным серьезными проблемами. Саша каждый раз улыбалась ее очаровательной девятимесячной малышке, которую мама, как драгоценный сосуд, всегда держала на руках. Без подробностей, но кто-то из девчонок промолвил “у нее у девочки проблемы с ногами, а вчера поставили диагноз “рак”. Это было страшно, и Саша прослезилась, но хочешь-не хочешь, но это реальность и приходится с этим жить.