— Будешь еще так делать? Будешь?

— Бу… ду…

Он безжалостно и даже грубо тянет ее задницу вверх, заставляя приподняться, его рука скользит под Анькиным напряженным животом, и она знает, что сейчас будет. Он освобождает от одежды напрягшийся, набухший член и направляет его меж Анькиных дрожащих бедер. Снова обхватывает Аньку за талию и тянет ее вниз, принуждая усесться на его член, почти с болью, и Анька чувствует, что ей абсолютно нечем дышать, а живот наполнен — нет, переполнен возбуждением и приятной пульсирующей тяжестью. Лось нарочно безжалостен, он нарочно натягивает ее так — чтобы она прочувствовала каждый миллиметр его члена, — и Анька понимает, что от этого лосиного зверства у нее даже крыша едет, едва не до обморока. Впервые в жизни она чувствует мужчину так остро, и впервые понимает, что ее берут со звериным желанием, от которого одновременно становится страшно и что-то сладко спазмирует в животе.

Он смотрит в ее глаза, жестко и безжалостно заставляя принять его полностью, ловя умоляющее выражение и наблюдая, как веки ее дрожат и опускаются. Анька поплыла от глубокого, немилосердного проникновения, и Лось снова укладывает ее на свое плечо, чтобы слушать ее горячее, задыхающееся дыхание.

— Двигайся, — велит он и тянет ее задницу пальцами вверх.

— Не могу, — выдыхает Анька, чувствуя себя максимально растянутой, распятой, и Лось усмехается.

— Можешь, — шепчет он, немилосердно задирая ее задницу вверх и опуская ее вниз. — Можешь!

Анька кричит; обхватив его за шею, уткнувшись мокрым лбом в его плечо, она позволяет трахать себя — безжалостно и жестко, обмирая при каждом глубоком проникновении. Жесткие пальцы Лося поглаживают ее изнутри, находя какое-то местечко, от прикосновения к которому Аньку трясет, как в лихорадке, и она воет жалко, совершенно по-животному, извивается, не в силах контролировать себя, и вжимается в тело Лося, чувствуя, как его член, на который она теперь насаживается сама, терзает ее.

— Прошу, прошу, — стонет она, но беспощадный Лось усмехается.

— Я же предупреждал, — сладко говорит он, с удовольствием наблюдая Анькину агонию, — пощады потом не проси.

Он привлекает девушку к себе, целует ее, запуская язык в ее рот, лишая ее возможности кричать, и Анька стонет, сходя с ума, потому что ей кажется, что он берет ее в рот совершенно так же, как и снизу.

— Анри, Анри…

— Как заговорила! Уже не Лось?

Однако, он щадит ее, стаскивает с себя и бросает на диван, ставит на колени, растаскивает ноги пошире — и снова берет, сзади, нетерпеливо, жестко, обхватив за талию и натягивая Аньку снова беспощадно, так, что она ворчит, и стонет, когда Лось начинает двигаться — беспощадно, быстро, толкаясь глубоко и сильно.

Анька не может произнести и слова. Из ее горла рвется то ли вой, то ли стон, она извивается в крепко схвативших ее руках Лося, терзая побелевшими пальцами обивку дивана, и громко выкрикивает, когда коварные пальцы Лося снова безжалостно входят в нее сзади. Эти ощущения парализуют Аньку, она наваливается грудью на диван и может только скулить и дрожать, чувствуя, что подступает наслаждение, которого она желает и боится одновременно.

— Анри, — стонет она, — пожалуйста…

Она не знает сама, о чем просит. То ли о пощаде, то ли о поддержке, потому что боится оргазма в первый раз в жизни. Но Лось звонко шлепает ее по розовой заднице, отчего она вскрикивает и сжимается, и разрядка наступает тут же, такая же острая, как боль от шлепка. Анька кричит, не понимая, что бьется, насаживаясь на член Лося сама, не ощущая его ладони, поддерживающей ее под живот, кончает, вздрагивая всем телом.

— Ты усвоила урок?

Горячее дыхание Лося опаляет ее шею, его лоб такой же мокрый, как ее плечо, в которое н утыкается. Движения тел становятся медленные и плавные, гибкие, и Анька кайфует, наслаждаясь ими, их неторопливой ласковостью. Вот теперь нежно; вот теперь мягко и осторожно, после дикой скачки, глубоко и нежно.

— Анри, — шепчет она. Его имя успело полюбиться ей за эти несколько минут. — Не делай так больше, если я накосячу… а то я буду косячить всегда… Ты нереальный злодей…

Ей кажется, что внутри нее все горит, пульсирует удовольствием, и когда Лось кончает, до боли прижимая ее к себе, она тоже стонет от удовольствия, потому что ощущает его наслаждение — жаркое, желанное.

Когда Лось лежит на ее спине, целоваться неудобно. Приходится приподнимать голову, поворачиваясь направо, и все равно не всегда попадая в его губы, но Анька кайфует все равно.

— Анри, — повторяет она, как заклятье от злобного духа рассвирепевшего Лося, и он, довольный, улыбается.

— Хозяева! Эй! Есть кто дома?

Акулий гадкий голос вытряхивает Аньку из блаженной неги, Лось вздрагивает и напрягается, как чуткое животное, приподнимается над бессильным телом Аньки. И она тоже лежит молча, соображая, как давно Акула бродит по дому и что он слышал. А слышал он, наверняка, многое… И нет бы развернуться и уйти — стоял, ждал, когда они закончат! Назойливая бесстыжая свинья!..

— Теперь ты понимаешь, — замогильным голосом произносит Анька, чувствуя, как ее щеки багровеют и раскаляются от стыда, несмотря на достигнутую цель, — почему надо отправит его отсюда ко всем чертям?!