Присев на мокрый песок, я обследовал содержимое карманов. В одном оказалась крайне недовольная происходящим медуза, явно заплывшая туда по ошибке. Её я за ненадобностью выбросил обратно в море. В другом – добротный складной нож с отломанным еще в прошлом году штопором. Нож я бережно вернул на место, вычистив от разного морского мусора. Ведь штопор на острове мне всё равно был без надобности, а остальные лезвия имелись в полной исправности. Иного имущества у меня не было.

– Не знаю, удастся ли тебе пережить эту ночь, дружище Робинзон, – грустно заметил я, – но вот ужинать сегодня точно не придётся…

Чтобы хоть как-то оградить себя от неизвестных опасностей, будь то звери или люди, я забрался на дерево и не без труда нашёл между густых ветвей развилку, где можно было устроиться на ночлег, не рискуя свалиться. Только там, на дереве, я понял, насколько измождён и обессилен всем случившимся. И сон, этот лучший утешитель страждущих, принял меня в свои нежные объятия…

3. Всё не так плохо

Утро оказалось на редкость тихим и спокойным. Пожалуй, даже в родной Англии мне не доводилось наблюдать такого безмятежного состояние природы! На месте бушующих волн синела бескрайняя водная гладь, на небе не был ни облачка, а грозный ураган, сотрясавший мир всю ночь, превратился в приятный ласкающий ветерок. Без сомнения улучшилось и моё состояние: на смену бесконечной усталости прошедшей ночи пришла деятельная бодрость нового дня. Я хорошенько протёр глаза и осмотрелся. Но что это? Неужели корабль?!

Я спрыгнул с дерева и стал бегать туда-сюда по берегу, взывая о помощи на всех известных мне языках и размахивая рубашкой, прицепленной к длинной палке. Но корабль оставался по-прежнему безмолвным и неподвижным. Постепенно я успокоился и, всмотревшись в темнеющие очертания, понял – да это же наш собственный корабль, застрявший ночью на мели! И как это я сразу не заметил, что мачты срублены, а на палубе никого нет…

Что же это получается: экипаж утонул, а корабль остался цел? Какая страшная ирония – искать спасение, но обрести гибель! Непонятно, зачем же мы среди ночи пустились в бушующее море на утлой шлюпке? Попрятались бы себе по каютам и спокойно ждали конца шторма! А еще говорят, что в минуты опасности главное не сидеть сиднем на одном месте, а искать пути к спасению. Так-то оно так, только печальный пример моих утонувших товарищей указывал на обратное: лучше было сперва посидеть и хорошенько подумать и только потом браться за дело!

Впрочем, в любых сожалениях толку мало, и никакие даже самые горячие слёзы не исправят даже самого маленького несчастья. Я остался жив, а значит должен был позаботиться о своём дальнейшем существовании. Согласитесь – было бы довольно глупо умереть от голода и жажды, после такого чудесного спасения, какое выпало мне! И верите ли – когда ситуация прояснилась и оказалась, что она не сулит мне ничего хорошего, стало как-то легче. Ведь хуже ожидавшего меня одиночества на необитаемом острове была бы лишь смерть в бушующих волнах, а раз уж я её счастливо избежал, остаётся только трудиться и радоваться жизни. О том же, что мне скорей всего не придётся увидеть человека до конца своих дней, лучше было думать поменьше!

– Ну-с, дружище Робинзон, – стараясь придать голосу бодрости сказал я, – пришло время обустраиваться на новом месте! Так что изволь-ка залезть обратно в воду и плыть на корабль, где тебя поджидает множество всевозможных полезных вещей, а главное сытный завтрак!

Однако первым делом пришлось заняться поиском пресной воды. И что вы думаете – буквально в десяти шагах я наткнулся на маленький журчащий ручеёк с такой прозрачной водой, что можно было разобрать каждую песчинку на дне. Я упал на колени и, погрузив лицо прямо в холодную воду, утолил нестерпимую жажду. Никогда не пил ничего вкуснее! Потом я сбросил с себя лишнюю одежду, и смело направился в сторону корабля. Часть пути благодаря отливу я прошёл по мокрому песку, оставляя ровную линию следов, часть легко проплыл, нисколько при этом не устав. А вот, наконец, и наш несчастный корабль…

Я плыл вдоль борта, высматривая возможность подняться. Теперь-то было ясно, что не подвернись снизу мель, корабль давно бы пошёл на дно – вода спокойно плескалась в зияющих пробоинах, сквозь глубокие трещины можно было разглядеть содержимое трюмов. Наконец мне подвернулись свисавшие через борт обрывки снастей, по которым не без труда удалось забраться на палубу.

Первое что я увидел там, был наш корабельный кот Брамсель, взятый на борт для ловли крыс. Распушив хвост, он сидел на пеньке от срубленной мачты и любовался морем. Судя по разбросанным на палубе перьям, кот только что позавтракал залётной птичкой.

– Как же тебе удалось выжить? – воскликнул я, весьма обрадованный тем, что встретил на корабле хоть какое-то живое существо.

– Мяу, – объяснил Брамсель, спрыгивая с пенька и подходя ко мне.

Я вспомнил, как вечерами он мурлыкал, устроившись у кого-нибудь на коленях, как гонялся за крысами по палубе, вызывая всеобщий смех, и печаль о погибших товарищах охватила меня с новой силой. Еще немного, и я бы сел прямо на палубу и заплакал. Но я сказал себе:

– Сначала надо заботиться о живых, дружище Робинзон, и лишь потом скорбеть о мёртвых!

И, погладив кота, занялся осмотром корабля. Трюм залило водой еще ночью, а, стало быть, всё, что находилось там, было безнадёжно испорчено. Зато камбуз и каюты почти не пострадали, если не считать того, что все вещи в них было разбросаны и перемешаны качкой и ударами волн!

4. На корабле

Первым делом я схватил несколько сухарей лежавших прямо на полу камбуза и хоть немного утолил одолевавший меня голод. После этого я тщательно осмотрел все шкафы и ящики, где обычно лежали съестные припасы. Мне удалось разыскать два мешка сухарей, пару кругов голландского сыра – такого твёрдого, что им можно было смело стрелять из пушки, и несколько увесистых кусков вяленого мяса страшного на вид и ещё более ужасного на вкус. Наш кок как-то умудрялся доводить его до съедобного вида, но сейчас моя попытка немного подкрепиться едва не закончилась сломанными зубами.