Пока рассаживаются люди в салоне, Кирилл сконцентрировано зависает в своём планшете, делая какие-то настойки на экраны, которые туда выведены. После инструктажа стюардессы, самолет трогается с места. Кирилл игнорируя просьбу включить авиарежим в мобильниках, продолжает работать в планшете в интернете.

— Выключите мобильные устройства, пожалуйста, — улыбается вежливо ему стюардесса.

— Три минуты… — не отрываясь от экрана.

— Необходимо выключить прямо сейчас.

— Две минуты…

Она начинает нервничать.

— Господин Фадеев…

Игнорирует. Его пальцы немного ускоряются.

— Господин Фадеев! — повышает она голос. — Необходимо выключить телефон.

— Вы отвлекаете меня. Помолчите минуту.

— Кирилл, прекрати, пожалуйста, — шепчу ему я.

— Тихо! Это важно.

К нам подходит стюард.

— Господин Фадеев, нам придется высадить Вас, если Вы не будете подчиняться общим правилам.

Игнор.

Стюарды переводят возмущенные взгляды на меня. А что я могу?

— Кирилл, пожалуйста, — сжимаю я его предплечье, забыв о…

Вздрагивает, одергивая руку. Но болезненно морщусь я, как будто это кто-то мне надавил на рану.

Молча кладет планшет на стол.

— Все, — сухая короткая улыбка стюардам.

— Ремни… — поджимая губы смотрит на нас стюардесса.

Пристегиваемся.

— Зачем ты все время это делаешь? — начинаю негодовать я, снижая голос.

— Что именно? — хмурится он.

— Все время пытаешься нарушать правила.

— Какое же правило я нарушил?

— Ты что не понимаешь, зачем просят отключать мобильники?

— Понимаю. Но на том этапе взлета, на котором был самолёт это непринципиально.

— Откуда такая тяга к ломанию системы?

— Это скорее тяга к свободе, Саша. Не выношу возведенных заборов, запретов, штампов, необоснованных правил, ошейников.

— Но они же обязаны…

— У меня к ним никаких претензий нет. Обязаны — пусть прессуют. Это их работа. Но я буду делать так, как нужно мне. Если по существу никому это не мешает. А то, что я делал не мешало никому. Но было важно для меня.

— Это анархия…

— А в мире царит анархия. А вот это все, — обводит он руками салон, — это игра в порядок. Но если система немного качнется. Эта игра мгновенно закончится. И я не люблю играть в эту игру. Когда она внезапно прекращается, ты оказываешься слабым и беспомощным. Лучше быть вне этой игры и не имитировать, чтобы не расслабляться. Но ты… — замолкает он вдруг. — Тебе не надо это все знать и париться об этом. Иначе, тогда какой смысл в том, что я рядом с тобой? — сжимает он мои пальцы.

Хмурясь, недовольно вздыхаю. Не то, чтобы я люблю правила, или стремлюсь в ущерб себе выполнять их, но его публичные игноры и демонстрации немного смущают.

Закрываю глаза, пытаясь расслабиться. Взлет — не самый приятный момент полета. А на фоне плохого самочувствия — тем более.

Кирилл поглаживает мои пальцы. Его руки горячие и немного шершавые.

— Тебе плохо?

— Уже лучше, — вру я.

Не хочу, чтобы волновался.

После того как взлет заканчивается, на уши перестает давить, и я действительно начинаю чувствовать себя получше. Кирилл ищет, что-то во внутреннем кармане и с раздражением выкладывает наши паспорта на стол.

— А где ты воевал?… — из любопытства тяну его российский паспорт по столу к себе.

Кладет ладонь сверху, не позволяя мне. Лицо вздрагивает. Убирает все обратно в нагрудный карман.

Меня отчего-то накрывает.

— Дай мне свой паспорт, пожалуйста.

— Нет.

— Кирилл. Я хочу посмотреть твой паспорт.

— А я не хочу тебе его показывать, пока мы в самолёте, Саша.

— Почему?

— Кофе хочешь?

— Нет. Паспорт.

— Как ты себя чувствуешь?

Возмущенно отворачиваюсь к иллюминатору.

Почему?…

Топит обидой. Почему я не могу посмотреть его паспорт?

Моя тревожность начинает разгоняться на этом странном его жесте.

Ощущаю, как он нервно гладит и сжимает мои пальцы.

— Мне больно, — выдергиваю я руку, не оборачиваюсь.

Я перебираю в голове варианты почему он не хочет дать мне его и не могу найти подходящего. Мой мозг погружается в какую-то тревожную агонию. Взгляд застревает на темном иллюминаторе. Накатывает какими-то обрывками информации. Почему-то мелькают образы то Арины, то Анны. Словно я не могу собрать какой-то паззл.