Шрифт:
– Батянь! – крикнула со второго этажа Злата, - ты её выпусти, пожалуста, пусть подождёт на улице, а я сейчас спущусь и схожу с ней. Ты сам не ходи, завтракай спокойно. А я как раз прогуляться хочу, погода больно уж хорошая.
Погода и вправду была хороша. Солнце, которое не показывалось почти месяц, вдруг вспомнило о Москве и окрестностях и светило так ярко, что приходилось жмуриться даже дома.
Когда Злата в своей любимой телогрейке вышла во двор, Геры уже не было. Сначала Злата не волновалась: покричала, позвала и пошла на улицу, удивившись только, что умная её собака почему-то вышла без неё. На свежем снегу, выпавшем ночью, среди нескольких цепочек людских следов, ясно виднелись крупные собачьи. Было похоже, что Гера, не дождавшись хозяйку, направилась к озеру, излюбленному месту их долгих прогулок. Почему-то стало не по себе при виде этой цепочки отпечатков, словно от лёгкого, но очень неприятного и досаждающего пореза тонким листом бумаги. Вроде и не сильно, но уж очень болезненно и мешает постоянно. Злата попыталась было понять, в чём дело, но Геры всё не было видно, и она ускорила шаг.
Помахивая поводком и периодически посвистывая, надеясь, что собака услышит её и прибежит, Злата торопливо направилась по следам, уже начиная сердиться на озорницу эрдельку. Дойдя до перекрёстка, где следовало повернуть направо, она следы потеряла: в конце улицы грохотала снегоуборочная техника, которая прошла здесь буквально пару минут назад и смела весь снег до льда и асфальта, захватив даже обочины. Поколебавшись, и уже не отгоняя нахлынувшее беспокойство, Злата стала бегать, озираясь по сторонам, и громко свистеть, боясь, что Гера не услышит её. Напрасно. Собаки нигде не было видно.
Подмосковье. Январь 1999 года. Павел
Павел стоял у окна на лестнице, ставшего в последнее время любимым, и поглядывал на двор соседей. Златы нигде не было видно. Он уже собирался уходить, когда она появилась на дороге и бегом направилась к калитке, потом резко остановилась, растерянно посмотрела назад и что-то крикнула, подождала и закричала вновь. Потом безнадёжно махнула рукой и кинулась к дому. В её резких, рваных, таких не свойственных ей движениях было столько отчаянья, что Павел похолодел.
Когда он, на ходу застёгивая свой старый любимый бушлат и натягивая перчатки, быстрым шагом подходил к их калитке, Злата выбежала ему навстречу и, увидев его, почти упала в объятья.
– Гера пропала! – закричала она. – Я не понимаю, как она могла уйти одна! Я не понимаю, куда она делась! Да что ж такое-то?!
Павел покрепче обхватил её за плечи и сильно прижал к себе:
– Ну, всё-всё… Я здесь. Я рядом. Мы сейчас сядем в мою машину и объедем весь посёлок. Мы обязательно её найдём.
Она дрожала в его руках так сильно, что он чувствовал эту дрожь даже через её нелепый ватник и свои толстые кожаные перчатки. Почему-то больше всего на свете ему хотелось сейчас так и стоять, прижав к себе тоненькую смешную девочку, с надеждой заглядывающую ему в глаза. Он немного отстранил её и посмотрел вниз, на её загорелое конопатое личико с полыхающими от мороза щеками. Подумалось: как яблочки щёчки светятся. Такие вот необыкновенной красоты яблоки росли в саду у его горьковской бабушки. Нежно-розовые, с тонкой светящейся кожей и яркими бочками. Вот и у неё щёчки такие же нежные, розово-смуглые, а на скулах ярче, гораздо ярче. Неуместная и странная ассоциация промелькнула вмиг и застряла почему-то острым горячим комом в горле. Он трудно сглотнул и, стянув зубами перчатку, коснулся ставшими вдруг непослушными пальцами чуть вьющихся, выбившихся из-под яркого малинового павлово-посадского платка тёмных прядей:
– Пойдём ко мне, на машине мы её быстрей найдём. – Злата испуганно сжала губы, но закивала с готовностью и очень решительно:
– Конечно. Спасибо. – Рукой она заправила под платок волосы, и лицо её стало совсем юным и чистым. Павел проглотил очередной ком и удивлённо подумал: да что ж такое-то?! Что за морок?! Стоит перед ним девчонка почти, испуганная, растерянная, а он при виде неё теряет волю, как мультяшный редкий полосатый слон при звуках флейты. Воспоминание о смешном мультике про колобков, ведущих следствие, немного помогло. И Павел, ухватив чаровницу в крайне соблазнительном комплекте из валенок, телогрейки и малинового цветастого платка за руку, торопливо зашагал к своей машине.
Несколько часов они ездили по посёлку и окрестностям, Злата почти на ходу выпрыгивала из машины, кидаясь к каждому прохожему с расспросами. Всё напрасно, эрдельку никто не видел. Время от времени они возвращались к дому в надежде, что собака нашлась. Завидев их в окно, на крыльцо спешно выбегала бабушка и потерянно качала головой. Злата молча забиралась обратно, и они продолжали своё безрезультатное кружение по улицам.
Стемнело по-январски рано, и они вынуждены были вернуться. Соседка его почти перестала говорить и как-то сжалась, как будто в панцирь спряталась. Павел сдал её совершенно расстроенным бабушке и Батяне и, отказавшись от позднего обеда, ушёл к себе.
Было невероятно грустно, и снова всколыхнулись острые и больные воспоминания о Фреде. Он уселся перед камином и тяжело задумался. Странные дела творятся в Датском королевстве. Чем дальше – тем страньше и страньше. По извечной наивности оптимиста он думал, что всё самое плохое уже случилось. И, конечно, ошибался.
Подмосковье. Январь 1999 года. Злата
Злата, с трудом забывшаяся тяжёлым, душным, давящим сном, проснулась от яркого света, плясавшего за незанавешенным окном, и не сразу поняла, что происходит. Босая, она пробежала по холодным доскам пола к окну и ахнула: огонь увлечённо облизывал стены их летней кухни. Злата отчаянно зажмурилась и потрясла головой. Но ничего не изменилось. Кухня полыхала, потрескивала, а искры бешено плясали на фоне тёмного беззвёздного неба.