Шрифт:
– Ой, Паша! Смотри, вот же Шейнин! Такой? – Злата чуть не прыгала от радости.
– Точно! Похоже, такой. Майор наш так и говорил: бежевая, тканевая обложка. Вот он удивится!.. Дайте, пожалуйста, Шейнина и ещё вот эту, бордовую, «Педагогическую поэму»!
Когда отошли от книг, Злата спросила:
– Ты тоже Макаренко любишь?
– Очень. У меня уже десять изданий «Педагогической поэмы», вот нашёл, какого раньше не было. Думаю собрать все, если получится. И «Флаги на башнях».
– У меня «Педагогическая поэма» в двух вариантах, давай я тебе покажу, вдруг у тебя таких нет?
И снова Павел смотрел, удивлялся. Стоит рядом маленькая девчонка, волосы из-под платка выбились, кудрявятся, щёки розовые, глаза горят, фарфорового птенчика никак из рук не выпустит. И так ей всё нравится, и понятна ей его слабость к старым вещам и книгам, и интересно их разглядывать, трогать, покупать. Гуля бы его на порог не пустила с книгами или другими покупками с барахолки. И не скажешь, плохо это или хорошо. Каждому своё. Для кого-то всё это: и книги, и прялки, и утюги, и иконы – барахло. Для кого-то – отзвуки старой жизни, далёкой и интересной, которую так хочется сохранить и удержать. И Гуля не плохая, а просто чужая, не его. А Злата – его...
Купив книги, пошли дальше, у знакомого лоточника Павел увидел полукилограммовую гирьку. Сразу взял в руки, повертел:
– Ну надо же, тридцать третьего года, как раз в год рождения моего отца сделали. Семён, я возьму?
Знакомый лоточник, притоптывая ногами в валенках, кивнул:
– Бери, конечно. У меня одноклассник бывший в сельце под Нижним батюшкой служит, вот и нашёл в храме своём да мне отдал. Я продаю то, что он мне даёт, а я часть вырученных денег ему привожу. На храм. Он разорённый до ужаса, там чего только не было, много лет весовой служил, там зерно вешали, вот гирька и оттуда. Она каменная, кстати, а не металлическая.
Взяли и гирю. Народу на рыночке становилось больше, появлялись те, кто по выходным любит подольше поспать.
– Павел, Златочка, добрый день!
Они дружно обернулись и заулыбались. Позади стояла Ольга Васильевна, та самая Ольга Васильевна, которая заступилась перед Павлом за Злату, когда Трофимовна наговаривала на неё. Злата не знала об этом, а вот Павел за это заступничество был ей очень благодарен.
– Вы знакомы? – Злата удивилась.
– Имела удовольствие, - глаза Ольги Васильевны смеялись. Павел с улыбкой кивнул.
– Вы домой сейчас?
– Да, ребята, домой.
– Так давайте мы вас подвезём, мы на машине и тоже собирались уже.
Она обрадовалась:
– Вот спасибо! Повезло старухе.
– Какая ж вы старуха, тётя Оля?! Вы же молодая!
Устроилась Ольга Васильевна в машине с удовольствием, весело приговаривая:
– Вот хорошо! Доедем в красоте да с удобствами.
Поворочавшись ещё, Ольга Васильевна, устроилась с комфортом и, довольная, поглядывала по сторонам.
– Павел, а вы-то у нас ведь недавно. Дом купили или снимаете?
– Ой, тётя Оля, Павел же ещё осенью генеральский дом купил! Вы не знали?
– Да что ты? Генеральский?! Не знала. Давно я по той улице не ходила, к дочке в Геленджик уезжала в сентябре-октябре с внуками, детьми сына, а сплетни, видно, до меня не дошли.
– Ну, вы же сплетниц не жалуете, - Злата рассмеялась. – А к бабуле редко заходите, да она у нас и не болтушка.
– Это точно. – Ольга Васильевна задумчиво посмотрела в зеркало на Павла. Потом попросила:
– Павел, а можно ваш дом посмотреть? Простите меня, если просьба моя некстати… - голос её заметно изменился, и Павел тоже глянул в зеркало, перехватив внимательный взгляд бледно-голубых глаз.
– Конечно, – удивился он, но промолчал, ожидая продолжения. Оно не последовало – уже сворачивали к Дому.
Павел помог Злате выйти, вместе они подали руки Ольге Васильевне. Та выбралась, оправила пальто, неторопливо обернулась. Заинтригованный, Павел смотрел на неё, а она, ничего не замечая, – на Дом. Лицо её будто помолодело, глаза улыбались, правый уголок рта, окружённого немногочисленными ещё весёлыми морщинками, подрагивал. Она молча пошла к калитке. Злата с Павлом немного приотстали, недоуменно переглянувшись. И Ольга Васильевна сама, привычным движением пошарив за столбом, державшим калитку, отодвинула щеколду и пошла по тропинке.
– Ничего себе, калитка-то мудрёно открывается, я все руки посбивал, пока приноровился, а она играючи – раз и всё, - шепнул Павел на ухо не менее удивлённой Злате. Женщина тем временем медленно шла по дорожке, не отводя взгляда от Дома. Тихо было невероятно: ни машины не ездили, ни электрички не пролетали с грохотом. Ольга Васильевна дошла до крыльца, смахнула варежкой со ступеней нападавший с утра снег и села, похлопав рядом: присаживайтесь. Павел сел сам, Злате положил рядом сумку, чтобы, сидя на холодных ступенях, не замёрзла. Она нежно улыбнулась: никак не могла привыкнуть к такой заботе.