Выезжаю на главную дорогу и направляюсь на юго-восток.

– Можешь рассказать мне об этом немного?

– Меня сильно избивали, – смеюсь я, и раздавшийся звук слишком громкий для маленькой машины.

– Уверена, что так и было, – она больше ничего не говорит, только смотрит на меня и ждёт.

– Большую часть времени они держали меня в яме, – говорю я ей. – Просто в яме, в песке, связанным, под палящим солнцем.

– Должно быть, это было ужасно.

Я крепче стискиваю руль. Если бы мне полагалась пуля за каждый раз, когда кто-то говорил мне те же самые слова, я мог бы положить половину города.

– Это то, из-за чего я просыпаюсь посреди ночи. Я просыпаюсь, думая, что всё ещё там.

– Многие люди, оказавшиеся в таких ужасных обстоятельствах, иногда думают, что их реальная жизнь – это сон, и что на самом деле они всё ещё находятся центре событий, которые с ними произошли.

– Я понимаю, что реально, а что нет.

– Конечно, понимаешь, – Фелиса наклоняется вперёд на сиденье и поворачивается ко мне. – Но иногда ты можешь почувствовать, что происходящее сейчас нереально. Когда ты только просыпаешься, какая твоя первая мысль?

– Кто там? – ответ слишком быстрый, чтобы быть нечестным. И звучит как вторая часть детской шутки.

– Кто где? – спрашивает она.

– Кто со мной в комнате, – говорю я. В висках начинает пульсировать боль. – Кто в моей постели.

– Как ты думаешь, кто там?

Костяшки пальцев становятся белыми. Я не ожидал, что придётся вдаваться в такие подробности, но её голос спокойный и обнадёживающий. С её стороны такой тон носит преднамеренный характер, но понимание этого не мешает её голосу оказывать на меня воздействие.

– Мне страшно, когда я один, – я едва слышу свои слова. – Меня оставляли на несколько дней в одиночестве. Ни воды, ни еды – только песок и жара.

Я отлепляю пальцы от руля и вытираю губы тыльной стороной ладони. Рука становится влажной от пота. Я прерывисто выдыхаю и чуть не пропускаю нужный съезд.

Мне нужно вернуть контроль.

– Что ты делаешь, когда просыпаешься? – тихо спрашивает Фелиса.

– Ничего.

– Ничего? – она замолкает, но у меня нет другого ответа. – Ты снова засыпаешь?

– Если со мной проститутка, то да.

Она кивает, и её глаза светятся пониманием. Ринальдо рассказал ей о моей ночной жизни.

– Когда кто-то есть в твоей постели, это помогает тебе выспаться.

– Почти всегда.

– Думаешь, когда ты понимаешь, что не один, это помогает тебе вернуться из сна обратно в реальность?

Я никогда не задумывался об этом, но что-то в её словах звучит правильно.

– Полагаю, что так, – я гляжу на неё, ожидая на её лице отчасти самодовольный взгляд, но его нет. Она не осуждает меня и не чувствует себя вправе задавать свои вопросы. Её кисть дёргается, как будто Фелиса хочет протянуть свою руку и прикоснуться к моей, но она не двигается. Её взгляд мягкий – заботливый.

Но в нём проскальзывает намёк на жалость. Этого достаточно, чтобы вывести меня из транса, вызванного воспоминаниями. Я съезжаю с автострады на узкую улочку.

– Не думаю, что я когда-нибудь бывала здесь, – говорит Фелиса. – Где мы?

– Это небольшой природный парк к западу от города. Здесь хорошее место для отдыха.

Мы проезжаем чуть дальше, прежде чем я сворачиваю направо на грунтовую дорогу. Вокруг никого нет, а деревья вокруг нависают над нами. Некоторые из них задевают автомобиль, и я надеюсь, что они не оставят на кузове царапины.

И мне всё ещё нужно снять эту чертову наклейку.

– Настоящая глухомань, – замечает она.

– Подходящее место, где можно ото всего спрятаться, – я оглядываюсь на неё и криво улыбаюсь. – К тому же здесь обычно довольно влажно и сыро. И никакого песка.

– Ты до сих пор испытываешь желание сбежать, Эван?

Она по-прежнему прилагает максимум усилий. Я должен выразить ей за это заслуженное уважение.

– Пожалуй. Иногда мне просто нравится иметь дело с другими вещами, которые меня расстраивают. Например, как сегодня.

– Что тебя сейчас расстраивает? – её тон немного изменился. Доверие немного понизилось. Она отводит от меня взгляд и смотрит через окно на лес.

Я сбавляю скорость «камаро», останавливаюсь на краю леса и протягиваю руку назад за своей сумкой.

– С тех пор, как я ушёл, очень многое изменилось, – говорю я ей. – Появились новые люди, и я не знаю, кому могу доверять. Доверие – это для меня очень серьёзная вещь. Некоторые думают, что они могут просто явиться и попросить кого-то за них поручиться, но я знаю, что взгляды под влиянием красноречивого политикана могут измениться. Легко увязнуть в других проблемах и забыть, с кем разговариваешь. Я защищаю Ринальдо и его семью, но не знаю людей, близких к нему... ну, это меня беспокоит.