Шрифт:
– Помочь в чем? – не унимался писатель.
Не держи его товарищ, он бы сейчас точно этому философу накатил по торцу! Несмотря на все свои миролюбивые теории и пацифистские взгляды, которые хороши лишь до определенного момента. Потому что нет ничего печальнее надгробной надписи: «Он был прав, переходя улицу в установленном месте на разрешающий сигнал светофора»!
– Помочь овладеть вниманием и мыслями людей, – незнакомец качнулся на ящике вперед-назад, – разве не об этом мечтает любая творческая личность?
– Если для этого надо бить утюгом по голове и пускать в ход тупые ножницы, то избавьте меня от подобных мечтаний, – писатель повернулся к товарищу, надеясь найти поддержку, но тот напротив очень внимательно смотрел на незнакомца.
И это не осталось без внимания:
– А вы господин режиссер что скажете? – взгляд незнакомца неожиданно и жестко впился в лицо Гуськова.
– Да… Насчет овладеть вниманием все правильно… – Гуськов говорил медленно, но вполне уверенно, точно стараясь не ошибиться в правильном переводе мыслей в слова. – Скажу больше – овладевать надо не только вниманием, но и волей! Да ты, по-моему, как раз и подошел, когда я про это говорил…
– Говорить легко, да делать трудно, – довольно невежливо перебил его незнакомец и презрительно скривил губы, точно умышленно нарываясь на грубость, – особенно не имея достойной трибуны.
– Трибуны?
– Ну не собираетесь же вы всерьез посвящать жизнь этим жалким театральным опусам? Даже добившись максимального успеха, вы будете иметь в своем распоряжении набитый зрителями зал! И все! Поймите – все. Один зал.
– А что же делать?
– Для начала посмотреть вокруг, – незнакомец широко раскинул руки, как человек обнимающий весь мир, – и понять, что для сильного желания нет ничего невозможного!
Режиссер послушно посмотрел вокруг, но ничего особенного не увидел, – правда почти стемнело, но вдоль улицы идущей параллельно противоположному берегу обезвоженного пруда зажглись фонари. Обычный вечер. Что же касается сильного желания, то про это он сам писал в своем мюзикле: там один индюк мечтал научиться летать и в финале у него это получилось!
А незнакомец встал, отряхнул брюки, поправил пиджачок и небрежно обронил в пространство:
– Телевизор…
После чего, не обращая более ни малейшего внимания на крепко задумавшихся инженеров человеческих душ, спросил в ларьке бутылку минералки, тут же ее выпил – не спеша, со вкусом, и замер в блаженной истоме, как человек исполнивший, наконец, свое самое заветное желание.
– Телевизор? – режиссер вскочил. – Именно телевизор! Миллионная аудитория – сразу, воздействие – прямое, эффективность – максимальная!
Он повернулся в сторону незнакомца, но того почему-то на прежнем месте не оказалось. Режиссер растерянно обошел вокруг ларька – никого, покопался в куче пустых ящиков – никого, даже под будку попытался заглянуть, но только испачкал единственные порядочные брюки.
– Куда он мог деться? – спросил он после второго круга поисков у писателя, который после всего услышанного обхватил голову руками и погрузился в глубокие раздумья.
– Кто? – писатель не без труда вернулся в реальный мир и с неподдельным удивлением посмотрел на приятеля.
– Ну, этот… С бородой… – режиссер для убедительности показал на собственном чисто выбритом лице, что он понимает под словом борода. – Который про телевизор рассказывал!
– А-а-а… – писатель растерянно осмотрелся и развел руками. – Ушел, наверное.
– Да не мог он уйти! Только что здесь был и вдруг пропал, как сквозь землю провалился!
– А если и провалился, то что? Выкапывать будем?
Режиссер замялся и как-то быстро остыл: чего это он вправду? Подошел какой-то хрен с бородой, сказал пару фраз – пусть даже и умных – и дальше пошел. Нормальная ситуация. А что внезапно все получилось, так может он спешил по делам. Сидел себе, а потом вдруг вспомнил, что, как говорится, корова не доена и жена, мягко говоря, без супружеского внимания осталась. Так что нечего шум из-за всякой ерунды поднимать!
Примерно так режиссер и высказался вслух под одобрительные возгласы писателя, после чего они взяли еще пива и продолжили прерванный спор об искусстве управлять себе подобными. Однако в глубине режиссерского сознания случившееся осталось по-прежнему необъяснимым и загадочным событием – из тех, что меняют наши представления о жизни, да и саму жизнь…
Глава 2
Так куда же делся странный незнакомец, понимающий толк в овладении волей масс? Испарился? Растаял? Сгинул? Или, правда, сквозь землю провалился?
Ведь вокруг было совершенно голое пространство – ни деревьев, ни кустиков, ни мусорных контейнеров! И вечерние сумерки еще не настолько сгустились, чтобы потерять из виду человека нормальной комплекции и с бородой. Даже если перед этим пришлось оприходовать пять-шесть бутылок пива натощак. Не мог же этот тип и в самом деле банально исчезнуть – подобный способ разрешения сюжетных коллизий наряду с внезапной амнезией и неожиданным открытием родственных связей уже изрядно навяз в зубах.