Шрифт:
Таки он действительно и не исчезал!
А совершенно спокойно зашел в приоткрытую по случаю жаркой погоды дверь ларька и, присев на коробку с пивом, дружески подмигнул Мусаибу.
– Ты зачем мой сакля зашла? – бывший житель гор и бывший пастух Мусаиб на всякий случай отодвинулся от незваного гостя и попытался сообразить какую именно проверяющую организацию он может представлять и во что обойдется этот неожиданный визит.
– Поговорить надо… – успокоил его неизвестный и, вытащив из нагрудного кармана пиджака сто баксов, небрежно бросил их на прилавок. – Получи за беспокойство!
В глазах Мусаиба блеснул неподдельный интерес, – какое там беспокойство, очень даже интересный разговор получается!
– Я, понимаешь, прямо с самолета, а остановиться в столице негде, – продолжал незваный гость. – Мне бы месячишко перекантоваться где, так я бы еще соточку добавил. Что скажешь?
Мусаиб задумался: что с того, что он сам комнату снимает – вполне можно потесниться для хорошего человека. Разве не учил его мудрый дядя Умар:
– Запомни, Муса, плох тот джигит, кто позволяет себе упускать прибыль! Особенно если она сама тебе в руки идет…
А что часть денег придется отдать хозяйке, так на то она и хозяйка. Немного смутило, правда, полное отсутствие вещей – ни чемодана, ни мешка, ни даже пакета с туалетными принадлежностями, но что с того? Не всякий человек идущий по жизни налегке жулик! Говорил же умудренный опытом дядя Умар:
– Неважно, Муса, с чем ты приходишь в гости, важно с кем ты уходишь из гостей домой!
Да и сам он разве не приехал в Москву обремененный лишь желанием легко и быстро разбогатеть и уверенностью в собственном превосходстве?
– Только комнат у меня маленький, – честно предупредил Мусаиб.
– Было бы, где ноги вытянуть, – отмахнулся незнакомец, – и ладно…
И они, сдав ларек подошедшему сменщику, пошли в сторону метро: мимо бурно обсуждавших что-то среди пустых пивных бутылок Гуськова и Лебедева, мимо высохшего пруда, мимо спешащих по вечерним делам людей. И никто, ни один человек, не обратил ни малейшего внимания на бывшего жителя гор Мусаиба и незаметного типа с бородой и пронырливыми глазками, поскольку совершенно ничего особенного в них не было. Только собаки почему-то начинали беспокоиться, жаться к ногам хозяев и жалобно поскуливать, когда они проходили мимо…
Однако на входе в метро парочка привлекла законное внимание стражей правопорядка. Мусаиб, памятуя известное изречение великого русского ученого Ломоносова про опыт, который «друг ошибок трудных», послушно оплатил неувязки в своих документах по установленной таксе. А вот неизвестный повел себя странно: назвался представителем солидной иностранной организации, попытался предъявить какие-то сомнительные документы и, в конце концов, осмелился угрожать и перечить, ссылаясь на связи в высоких сферах и возможный международный скандал.
При этом в его выступлении явственно прозвучали слова про какой-то неведомый фонд Мусороса, что было немедленно воспринято милиционерами как изощренное оскорбление в форме циничного намека. И ночевать бы ему в участке с битой физиономией, не вмешайся Мусаиб обеспокоенный потерей потенциальной прибыли. Как говорил многоуважаемый дядя Умар:
– Запомни, Муса, один кусок масла нельзя намазать на два куска хлеба. Поэтому если хочешь кушать хлеб с маслом, – не опаздывай к столу.
В итоге его бурной дипломатической деятельности неизвестный отделался легким испугом, потерей части наличной валюты и прощальным пинком долго напоминавшем о себе определенным неудобством при сидении и пыльным следом милицейского ботинка большого размера на дорогих заграничных брюках…
Проживал Мусаиб в одной из двух комнат небольшой и достаточно запущенной квартирки в Капотне – окнами аккурат на нефтеперегонный завод. Вторую комнату занимала бывшая колхозная свинарка Глафира – девушка молодая и красивая, что называется «кровь с молоком». Глафира перебралась в столицу пару лет назад и вполне прилично зарабатывала, разнося шампанское в ночном клубе.
– Что раньше со свиньями работала, – говорила она в минуты откровенности, – что теперь. Только те трезвые были, а эти пьяные…
Мусаиб поначалу попытался вместе с Москвой завоевать и Глафиру, но если Москва отнеслась к его потугам довольно благосклонно, позволив бывшему жителю гор без особого труда наживаться на москвичах, то Глафира категорически отвергла все притязания горячего южного парня, – ей мужского внимания более чем хватало на работе.
– …! …! …! Понял? …! …! …! – строго сказала она.
Мусаиб некоторое время старательно вникал в суть сказанного, однако довольно быстро заблудился в многозначных русских эпитетах сексуально-зоологического свойства. Впрочем, общая идея была понятна, и Мусаиб с обидой в гордом сердце – подумаешь, недотрога какая! – удалился в свою комнату. Ведь он старался во всем следовать советам старших, особенно трижды женатого дяди Умара, а тот не раз говорил: