Черкасов Дмитрий
Шрифт:
– Он "беглец", а не "охотник", по его поведению заметно. То, что он может и первым напасть, ни о чем не говорит. Он защищается, шкуру свою спасает. Преследовать нас он не будет, не в его характере.
– Ты так рассуждаешь, будто читаешь его мысли, - съехидничал майор.
Проводник искоса взглянул на командира и пожал плечами:
– Как умею. По виктимологии у меня всегда было "отлично". Этот русский, несмотря на его исключительную подготовку, первый на конфликт не идет. Соответственно, он - "жертва", а не "охотник".
– И как это нам поможет?
– Пока никак. Единственное, в чем мы можем быть более-менее уверены, так это в том, что он пошел в другую сторону. Мы оставили его в покое, поэтому и он постарается не нарываться на неприятности...
– Если опять не придется кого-нибудь спасать, - тихо произнес майор. Проводник кивнул.
– Это психологически оправдано. В ситуации, когда от жертвы зависит жизнь гораздо более слабого существа, она способна на многое. Иногда на такое, что вы и предугадать не сможете.
Майор задумался, сдвинув брови. Две минуты они шли молча.
– Иными словами, если мы возьмем в заложники кого-нибудь вроде этого мальчишки, то у нас есть шанс выманить русского?
– Есть-то есть. Только сейчас вам его уже не найти, чтобы продемонстрировать заложника.
– Это не твое дело.
Проводник еле слышно вздохнул.
Майор объявил привал. Минут пятнадцать он в одиночестве, сидя на стволе поваленного дерева в отдалении, изучал карту, шевелил губами и что-то прикидывал. Его размышления прервал подбежавший радист и что-то прошептал на ухо майору.
Группа, тащившая раненых, делала передышки каждые полчаса. Местность, как и везде на Балканах, была гористой, приходилось обходить многочисленные скальные образования и двигаться по низинам.
– Дай хлебнуть, - один из носильщиков утер пот со лба и взял поданную товарищем, идущим в соседней связке, фляжку.– Теплая...
– Ничего, дойдем до ручья, будет тебе и холодная, - ухмыльнулся высокий солдат и сделал небольшой глоток. Воду необходимо было экономить. Обеззараживающие таблетки кончились, поэтому пили только из резервных фляг. По весне вода в речках зацветала, и риск подцепить какую-нибудь желудочную заразу был велик.– Ну что, передохнули? Тогда вперед...
Когда караван с ранеными поднимался по тропинке на очередной пологий склон, носильщик вдруг закачался, выронил деревянные рукоятки и согнулся в приступе рвоты.
Раненый грохнулся оземь и заорал от дикой боли, когда в его бедренном суставе сдвинулась сосновая щепка.
Носильщик скрючился и стал кататься по земле, держась за живот. Глаза у него вылезли из орбит, на губах выступила белесая пена. Подбе-. жавшие товарищи насильно зафиксировали его в лежачем положении, врач лихорадочно копался в аптечке, разыскивая антидот.
Через минуту то же самое произошло еще с одним бойцом, находящимся в отряде всего месяц: его изогнуло и бросило на землю.
Врач в остолбенении смотрел на бьющиеся в судорогах тела, не понимая, в чем дело. Хрипы и вывалившиеся языки свидетельствовали об отравлении сильным ядом.
Агония продолжалась недолго.
Оба умерли в течение десяти минут.
Здоровых, способных тащить носилки, осталось шестеро. Да и те пребывали в ступоре, с мистическим ужасом смотря на тела мертвых товарищей.
Врач вышел на связь и доложил о происшествии.
Майор вскочил, резким взмахом подозвал проводника.
– Что случилось?
– Еще двое, - процедил командир.– Отравление.
– Когда?
– Только что. Оба погибли почти мгновенно.
– Вода...– проводник на миг прикрыл глаза.– Где фляжки, что были у караульных, которых он отключил?
– Не знаю, - растерялся подоспевший сержант.– Наверное, в НЗ...
– Немедленно вылить всю воду. А лучше - выбросить все лишние фляги. До единой!– распорядился проводник.– Мы не можем рисковать.
– Откуда у него яд?– поинтересовался майор, быстро записывая в шифроблокнот ответную радиограмму.
– Биологи используют в своей работе множество химикатов. В том числе и ядовитых. И, естественно, знают их характеристики.
– Жертва, говоришь?– прошипел командир, передавая листок радисту.
– По крайней мере, это было не нападение, - парировал проводник.– Ну и хитер же он!– в голосе следопыта слышались нотки восхищения.
Майор зло сплюнул.
Владислав открыл глаза и поежился.