Я честно дорастила ребенка до годика, взяв академку, а потом строчила рефераты ночами за себя и за того парня — мужа то бишь, которому работа не оставляла никакого времени на учебу. Впрочем, он в шестнадцать уже знал все, что нужно для успешного бизнесмена, а бумажки нужны лишь тем, кто не работает, а пытается устроиться на работу… Что ж, Лешка делом доказал, что в его случае так оно и было.

И вот, когда закончился переезд, все более-менее устаканилось, я поняла, что собираю на стол, как в ресторане, только для того, чтобы меньше времени быть мамой… Я не была морально готова к полноценному родительству, а теще надо было ехать к нам через весь город. Лешка, кажется, специально выбирал квартиры именно в Гавани, наевшись в родительской коммуналке постоянных нравоучений на всю жизнь, хотя был, пожалуй, единственным добытчиком в семье. Но он посягнул на святое — на юность их дочери… Нет, я, наверное, до конца не пойму его разногласий с тещей. Наверное, между некровными родственниками тоже должна возникать какая-никакая химия, и вот у них она и была именно никакая. Тесть относился к зятю холодно, но спокойно. До поры до времени. После нашего развода они ни разу с Лешкой не виделись.

Да, развод. Мать кричала, что я должна отсудить у этого кобеля все, хотя я не понимала, каким таким макаром это вообще может быть возможным. Но тещи живут по своим астральным законам, когда речь заходит о нелюбимых бывших зятьях.

— Мама, квартира, купленная на его деньги, принадлежит теперь нам с Оливкой. Он оставил мне свою машину. Собирается платить нормальные алименты, а не копейки по суду. Что мы еще должны делить? Бизнес — его, и я к нему не имею никакого отношения! Мама, у меня реально все хорошо…

— У тебя не хорошо. Ты просрала с ним образование и карьеру. Ты была его обслугой во всем. Сейчас ты никто. Дура без опыта. В секретарши тебя никто не возьмет: ноги не те и возраст не тот. Как ты могла его спокойно отпустить к этой сучке?

— Юля ждет от него ребенка. Этот ребенок должен родиться в законном браке, и у Богдана должен быть отец.

— С тобой и именем даже поделились. Тебе не противно? У него вообще-то еще дочь есть, но такой отец Оливке не нужен… Да чтоб у него пусто было!

Бывшая теща плевалась, а я шептала: пусть у Лешки дом будет полная чаша. Он это заслужил, и мы как-нибудь вырулим… Из того, во что зарулили в попытках спасти нашу семью. Но мы ведь ее спасли. В этом году у нас двадцать пять лет семейной жизни, пусть и отмечать нам серебряную свадьбу придется втихаря… Или нет? Или Оливке придется сказать правду про ее отца? И заодно Богдану. Заодно и признаться, что это я выбрала ему имя. Юля будет молчать по всем пунктам.

Юля не может по брачному договору ни на что претендовать. Если только на хорошее к себе отношение и продолжение комфортной жизни, если будет и дальше играть по моему сценарию. Тут уж Лешка постарался вспомнить, что у него вообще-то диплом юриста, пусть и из института авиационного приборостроения и полученный за круглую сумму, но Лешка никогда не управлял своей жизнью на автопилоте.

— Леша, что ты ищешь? — спросила я тогда еще мужа, стоящего ко мне спиной у раскрытой створки бара.

— То, что ты сегодня выпила, — буркнул он в ответ, не обернувшись. — Чтобы этой гадости не было больше в моем доме, — уже недопустимо повысил голос в двенадцатом часу ночи.

— Можно тише? Ребёнок спит…

И тут Лешка обернулся. У него не только были бешеными глаза, но волосы стояли дыбом даже на груди, торчащей из полурасстегнутой рубашки. После работы он скидывал только пиджак и галстук — их не отправляли в химчистку так часто, как брюки с рубашками.

— А мне очень хочется разбудить Оливку и сообщить, что ее маму какая-то птичка — возможно, и перепел — в темечко клюнула… Ты вообще что мне предлагаешь?

— Выход из ситуации, в которой и волки будут сыты, и овцы целы…

— И кто тут овца, скажите мне! — снова не следил он за силой своего голоса.

— Леша, сядь!

И он действительно сел, на стул, но не по-человечески, а оседлал его: видимо, не мог держать голову, не подсунув под подбородок спинку стула.

— Наш брак действительно можно спасти вторым ребенком, — прошептала я.

— Я не пытаюсь спасти наш брак! С нашим браком все нормально… Это с твоей головой что-то не то! Неужели тебя так пугают роды, что ребенка должна родить не ты? Да, я хочу сына, и если это всего-навсего вопрос денег…

— Леша, ты меня не слышишь. Ты меня не слушаешь, скажем так… Я тебе, кажется, сказала, что не хочу быть мамой. Мне бы Оливку до восемнадцати дорастить. Я не хочу второго ребенка. Пусть его родит другая и вырастит для тебя, вместо меня.

— А я что? Я буду приходить к ребенку по воскресеньям? А Оливка как? Или я ей уже не нужен? Но до мальчиков еще как бы далеко… Ну вот я реально не представляю, как это может быть… Взять эту женщину к себе в качестве няни тоже ж не вариант для тебя…

— Это вообще не вариант. Я не хочу в доме маленького ребенка. Дело не в помощнице. Я просто не хочу. Точка.

— А мне, ты считаешь, сын нужен для галочки, так, что ли?

— Да, так! Потому что дочь у тебя тоже для галочки. Ты не участвуешь в родительстве. Ты приходишь домой, когда она уже спит, а утром я запускаю ребенка в ванну на пять минут, чтобы папочка успел побриться и принять душ…

— Я вообще-то работаю, а не шляюсь по рыбалкам или по бабам… Я бегу домой, к тебе, каждую свободную минуту…