Мисс Лайджест с шахматной доской под мышкой проводила меня в свой кабинет, усадила перед квадратным столиком для пасьянсов и велела расставить фигуры, а сама вызвала дворецкого и дала ему указания. Через десять минут мы с ней сидели по разные стороны шахматного поля в полной уверенности, что никто не потревожит нас в ближайшие два часа, и я разливал коньяк по бокалам.

Я играл белыми и начал партию. Мисс Лайджест в ответ тоже сдвинула пешку. Несколько первых ходов быстро последовали друг за другом, и лишь после пятого или шестого из них мисс Лайджест задумалась, откинувшись в кресле и взявшись за бокал.

Я решил, наконец, удовлетворить свое любопытство: - Почему вы сразу спросили меня о миссис Коннор, мисс Лайджест?
– спросил я.
– Вы считаете, она плохого о вас мнения?
– Разве это следовало из моего вопроса?
– она улыбнулась, даже не пытаясь скрывать, что ждала возвращения к этой теме.
– Ну, вы ведь предупреждали меня сегодня утром о своих опасениях, когда мы покидали Голдентрил. Полагаю, миссис Коннор с полным правом можно отнести к числу, как вы выразились, местных почтенных кумушек.
– О да, вполне можно! Но вы не правы, мистер Холмс, я не считаю, что она так уж плохо ко мне относится. Миссис Коннор, в сущности, безобидная женщина, да и ее дочь тоже... Но признайтесь, мистер Холмс, что вам хочется, наконец, услышать, откуда я узнала о вашем визите к ней!
– Я действительно немного озадачен этим.
– Тогда вы будете разочарованы объяснением. Во-первых, я простонапросто встретила миссис Коннор, когда оставила вас и ехала домой. Она двигалась в своей коляске по той же дороге, по которой шли вы, и, несомненно, нагнала вас. Во-вторых, коттедж миссис Коннор находится в самом начале целой череды домов, но он единственный на отрезке в полмили, который мог бы привлечь ваше внимание, если вы собрались собирать сведения у местных жителей. Так что, когда наша горничная Мэри Гордон возвратилась из деревни и сообщила, что не встретила вас, хотя по времени непременно должна была встретить, я сразу на двух основаниях заключила, что вы посетили миссис Коннор.
– Вы отлично воспользовались этими сведениями, - заметил я, sk{a`q|.
– Я так не думаю. Мне просто захотелось проверить правильность своих умозаключений.
– Во всяком случае, имея в своем распоряжении два факта, вы абсолютно правильно получили третий.
– Одного того, как изучающе вы смотрели на меня за обедом, хватило бы для того, чтобы догадаться, что вы посетили миссис Коннор, рассмеялась она.
– Почему? Вы ведь сказали, что считаете ее безобидной.
– Да, но как раз она была способна одарить вас самыми противоречивыми сведениями обо мне, которые бы заставили вас по возвращении словно примеривать их на меня, как вы и делали.
– Я пытался узнать что-нибудь новое обо всех, кто как-то причастен к случившемуся, но о вас миссис Коннор действительно говорила с особой охотой, хотя я бы не сказал, что ее рассказы столь уж противоречивы.
– В самом деле? Неужели она, наконец, определилась в своих симпатиях? Это было бы кстати, а то я порядком устала угадывать степень ее любезности при каждой очередной встрече.
– Нет, дело не в этом, - улыбнулся я, - просто для меня в ее рассказах не было никаких противоречий. Я старался отбрасывать красочные эпитеты и запоминать только факты, а они сами по себе отнюдь не противоречивы.
– А я, честно говоря, немного боялась результатов вашего визита к "местным жителям", - сказала мисс Лайджест со сдержанной улыбкой, видно, я недооценила вашу объективность, мистер Холмс.
– Вы просто недостаточно хорошо знаете меня, мисс Лайджест: на мое сложившееся мнение о ком-либо или чем-либо достаточно трудно повлиять. Но представьте, за время беседы с миссис Коннор мне в голову пришло несколько вопросов, которые стоит выяснить и часть из которых я еще не задал вам.
– Что ж, задавайте.

Я отпил коньяку.
– Вы могли бы рассказать о вашей семье?
– О семье? То есть о людях, которые давно умерли? В первую очередь вас, наверное, интересует мой отчим?
– И он тоже. Каково, кстати, его завещание?

Мисс Лайджест оторвалась от шахматной доски и подняла на меня удивленный и озадаченный взгляд: - Представьте, я совершенно забыла об этом!
– сказала она, поглаживая пальцем фигурку коня.
– До этой минуты, пока вы не напомнили мне, я и не вспоминала о завещании. Теперь придется улаживать и эту проблему!
– Вы предполагаете содержание завещания?

Она пожала плечами: - Думаю, я единственная наследница своего отчима. Конечно, часть денег может быть передана в различные организации и благотворительные общества. Нужно будет съездить в Лондон и поговорить с нашим адвокатом, если, конечно, инспектор позволит мне отлучиться.
– Ваш отчим имел только один брак?
– Да. Он не был женат ни до брака с моей матерью, ни после ее смерти.
– Ваша мать была счастлива с ним?
– Думаю, да, насколько это было возможно для нее. Мистер Лайджест очень любил мою мать, заботился о ней и делал все, чтобы доставить ей удовольствие...
– Но?
– Но брак с моим родным отцом навсегда остался для нее лучшим периодом в жизни, и отчим мог рассчитывать в лучшем случае составить его тень.

Мисс Лайджест, видимо, не испытывала неудобства от разговора о своей семье. На мои вопросы она отвечала сдержанно, но открыто и особенно не раздумывая, и не забывала при этом передвигать фигуры.
– Вы помните своего отца?
– Очень смутно. Когда он погиб, мне не было и пяти лет. Мистер Стивен Эмброуз, мой отец, был офицером королевской пехоты. Говорили, он был лицом и гордостью своего полка, но... только до очередной колониальной военной кампании, предпринятой ради расширения владений короны. Мать рассказывала мне, что он был горячо любим сослуживцами за выдающийся ум и блестящее чувство юмора. Еще она говорила, что я, даже будучи совсем маленькой девочкой, представляла собой его копию, а от нее унаследовала лишь цвет глаз. Когда отца не стало, мать отдала меня в школу. Через несколько лет, приехав на каникулы, я узнала, что она собирается замуж вторично. Тогда я впервые увидела мистера Лайджеста, и он мне ужасно не понравился, хотя сейчас я понимаю, что любой, посягнувший на место моего отца, не понравился бы мне. Однако мать вышла замуж, и меня удочерили. Я продолжала учиться и с новой семьей виделась редко. Отчим присылал мне письма и подарки, но сама я в те годы не очень-то баловала его своим вниманием и отвечала коротенькими посланиями с благодарностями. Вскоре мама умерла.
– Если вам тяжело вспоминать об этом, мисс Лайджест, вы можете не рассказывать.

Ее глаза при последних словах действительно наполнились каким-то особым мерцанием, но это были не слезы, а какой-то сухой блеск, какой бывает у отполированной стали. В ней, несомненно, всколыхнулись эмоции, но, что это за эмоции, не смог бы сказать никто.
– Нет, мистер Холмс. Все это давно стало лишь воспоминанием... Так вот, мама тогда путешествовала с отчимом по Европе и сильно заболела. Несмотря на все старания, спасти ее не удалось, и она скончалась в Италии. Там ее и похоронили.
– А вы?
– Я узнала об этом лишь через месяц, когда отчим прислал письмо. Но долгая разлука сделала меня скупой на дочерние чувства, и я ощутила лишь тупую боль от утраты.
– И вы стали жить с отчимом?
– Нет, после окончания школы я попросила у него часть состояния покойной матери и отправилась в Европу. Конечно, я могла бы учиться в одном из наших знаменитых британских университетов, но тогда мне хотелось оказаться подальше от дома, не чувствовать себя ни к чему привязанной, и поэтому я предпочла учиться на континенте. Потом я несколько месяцев путешествовала по Европе, нашла в Италии могилу матери и по-настоящему попрощалась с ней.
– Если ничто больше тогда не удерживало вас в Великобритании, почему вы не остались в Европе, мисс Лайджест? Не могу поверить, что не поступало достойных предложений о замужестве.

Она, видимо, не почувствовала себя польщенной этими словами и испытующе посмотрела на меня: - Достойные предложения были в достаточном количестве, но ни одно из них меня не заинтересовало настолько, чтобы я решилась изменить свою жизнь. Что касается Великобритании, то я тоже поначалу думала, что ничто меня здесь не держит, но со временем поняла, что ошибаюсь: мне захотелось семейного тепла, а отчим продолжал писать письма и просил вернуться домой, кроме того, я получила выдающееся по английским меркам литературоведческое и филологическое образование, и здесь оно имело уйму путей применения в отличие от Европы, где подобных специалистов даже тогда было гораздо больше. Да и вообще, я уже принадлежала к известному английскому роду Лайджестов и понимала, что с этим именем на родине можно продвинуться дальше и заниматься rel, что интересно. Ходите, мистер Холмс, а то я съем вашу ладью!
– Спасибо за предупреждение!

Минут десять мы играли молча.
– Отчим принял вас с радостью, когда вы вернулись?
– спросил я, наконец.
– Да. Он, должно быть, чувствовал приближение старости и поэтому был рад постоянно иметь мое общество, а мне было нетрудно находиться рядом с ним. Правда, вскоре по возвращении я познакомилась с Гриффитом Флоем, и он не давал мне скучать, заметно оживляя обстановку своими деяниями. Отчим же поощрял все мои занятия и возражал лишь против долгих отлучек.
– Вы уезжали куда-то?
– Ну, временами приходилось порядком поездить по стране, чтобы получить желанный экземпляр... Полиграфия быстро стала самой сильной моей страстью. В чем дело, мистер Холмс?