Но ход времени неумолим, и рано или поздно не останется никого из вовлеченных в перипетии моего прошлого, а допустить полное забвение столь трепетных для меня событий мне кажется преступным, тем более, что однажды я дал слово этого не делать. Именно поэтому мне кажется возможным вернуться к событиям тех дней и оставить нечто вроде мемуаров, надеясь, что после моей смерти они попадут в руки достойных людей.

Итак, я принял решение наконец-то приоткрыть завесу, взяться за перо и собственноручно описать всю эту историю, которую трудно назвать иначе как самым грандиозным моим провалом.

Это свое не слишком связное сочинение я посвящаю Патриции М. Гленрой.

1

Это было в конце лета 1888 года. После нескольких громких дел, имевших место незадолго до этого и по разным причинам не описанных моим верным биографом, в моей практике наблюдалось полное затишье. Я связывал это не только с обычной цикличностью преступной жизни Лондона, но и с необычайно жарким летом - в те тяжелые, знойные дни, столь необычные для влажного и изменчивого британского климата, люди с трудом делали даже свои обычные дела, и самым большим преступлением могло оказаться лишь посягательство на чужое прохладное питье или место в тени.

Я был занят анализом ацетона и уже несколько дней не выходил из дома. Уотсон впервые за последние недели зашел навестить меня и теперь сидел в кресле у стола, попыхивая сигарой. В то время он был с головой погружен в свои личные матримониальные дела, но при этом не уставал твердить, что собирается быть в курсе всех моих новых расследований. Хотя до того дня я и не мог порадовать его каким-нибудь необычным случаем, мне было приятно его общество, тем более, что Уотсон всегда умел делить со мной не только беседы, но и многочасовое молчание. Именно такое благотворное молчание стояло в моей небольшой гостиной, пока его не нарушила вошедшая миссис Хадсон: - Вам телеграмма, мистер Холмс, - сказала она, кладя конверт на стол.
– Что там еще? Будьте добры, Уотсон, прочтите вслух, - откликнулся я. Уотсон распечатал конверт и громко прочел: - "Дорогой мистер Холмс! Это стало невыносимым. Прошу Вас оказать помощь в моем деле. Телеграфируйте об ответе. С надеждой, Элен Дж. Лайджест".
– Весьма лаконично, но довольно банально, - заметил я вслух, продолжая перебирать пробирки.
– Почему эта леди считает, что ее имя открывает для меня суть дела?
– Она, очевидно, думает, что вы читаете газеты, - ответил Уотсон.
– Я действительно не читал газет в последние дни, - сказал я, поворачиваясь к нему.
– А что, какое-то громкое дело?
– Достаточно громкое.
– И вы ничего мне не сказали?
– Я полагал, что теперь для вас нет ничего важнее ацетона.
– Ну, никогда не поздно что-либо изменить. Найдите мне, Уотсон, в этом ворохе какой-нибудь отчет покороче.

Уотсон всегда отличался умением находить нужное: он порылся в куче газет, быстро отыскал необходимую статью и протянул ее мне. Я отставил свои химикалии в сторону и стал читать.

Передовицу "Таймса" украшал пышный отчет о работе инспектора Лестрейда под интригующим названием "Ужасная смерть от руки женщины". Названия подобного рода часто появлялись в газетах, когда расследование вел Лестрейд, и за ними далеко не всегда стояли интересные дела, но на этот раз некоторые изложенные факты показались мне любопытными. Я пробежал глазами статью и в целом уловил ход событий, а также то, почему Элен Дж. Лайджест обратилась ко мне за помощью.

Ее обвиняли в убийстве некоего Чарльза Флоя, известного более в наших Индийских колониях. Он был близким другом отчима этой леди и отцом мистера Гриффита Флоя, с которым леди была помолвлена до недавнего времени. Все улики были против нее: она могла иметь явные или скрытые мотивы для убийства, по выражению Лестрейда, "действовала по заранее обдуманному плану" и была найдена на месте преступления в бессознательном состоянии. Мистер Чарльз Флой был убит ударом ножа и скончался мгновенно в парке собственного дома. Утверждалось, что мисс Лайджест совершила убийство, а потом упала в обморок при виде содеянного... Я вернул газету Уотсону.
– Все это довольно противоречиво. Я был бы вам очень признателен, друг мой, если бы вы съездили и сами посмотрели, как обстоят дела, поговорили с мисс Элен Лайджест.
– Но Холмс, ведь она приглашает вас!
– Мне бы очень хотелось узнать сначала ваше мнение, а уж потом я решу, заняться этим делом или нет. Надеюсь, это не слишком нарушит ваши планы?
– Буду рад помочь. Когда мне отправиться?
– Поезжайте завтра утром десятичасовым поездом, и тогда вы, возможно, успеете вернуться ко мне с докладом еще до обеда.

Весь следующий день я посвятил Гайдну и уже собирался садиться обедать, как появился Уотсон.
– Ну, как ваше расследование?
– спросил я, приглашая его жестом к столу.
– Я попросил миссис Хадсон поставить прибор и для вас тоже. Сегодня у нас замечательная куропатка в остром соусе. Надеюсь, вы сможете есть и рассказывать одновременно?
– Вполне. Я не слишком голоден. Что вы хотите услышать сначала?
– Все по порядку.
– Тогда начну с того, что ваша потенциальная клиентка изумительно красива.
– Весьма существенная подробность, - усмехнулся я.
– Не иронизируйте, Холмс! Это действительно важно: похоже, внешность мисс Лайджест сыграла не последнюю роль в этом деле.
– Вам виднее. Продолжайте.
– Как вы знаете из газеты, она живет со своим отчимом, - начал Уотсон, раскладывая салфетку на коленях.
– Его зовут Джейкоб Лайджест, и мне не представилась возможность с ним поговорить, потому что он очень болен и почти не выходит из своей комнаты. Их поместье называется Грегори-Пейдж, а неподалеку расположено именье покойного сэра Чарльза и его сына.
– Насколько неподалеку?
– Примерно в двух милях. Сама мисс Лайджест происходит из небогатой семьи - отец погиб очень давно, а мать вышла замуж повторно за мистера Лайджеста, и девочка была им удочерена. Однако ее мать умерла пятнадцать лет назад, и мисс Лайджест стала жить со своим отчимом. Они, по-видимому, в неплохих отношениях, но особой теплоты я не почувствовал, по крайней мере с ее стороны... А теперь о самом убийстве. Десятого августа, то есть ровно неделю назад, мисс Лайджест провела утро дома вместе с отчимом, который плохо себя чувствовал из-за сильной головной боли. Леди говорит, что он давно страдает нарушениями кровообращения и иногда подолгу не покидает поместье из-за тяжелых приступов. В тот день он поздно встал и был сильно не в духе. Около двух часов дня для мистера Лайджеста принесли записку, которую он тут же распечатал и прочел. По брошенной им фразе леди Элен поняла, что это от сэра Чарльза. Возможно, в записке было приглашение - так предполагала мисс Лайджест, потому что отчим по прочтении взглянул на часы. Ничего не сказав, он удалился в свой кабинет и не входил до самого вечера. Однако в девять он позвал мисс Лайджест и попросил ее отнести ответную записку в Голдентрил - так называется родовое поместье покойного сэра Чарльза - причем велел оставить конверт на столе в мраморной беседке. Леди Элен согласилась без расспросов, тем более что все равно собиралась по своим делам в том же направлении. Вечер был теплый, и она пошла пешком. В парке все было как обычно и не вызывало никаких подозрений, но, когда мисс Лайджест вошла в мраморную беседку, она к своему ужасу увидела безжизненное тело сэра Чарльза Флоя, лежавшее на полу, и потеряла сознание. Очнулась она оттого, что полисмен приводил ее в чувство при помощи своей фляги, но теперь в ее руке был окровавленный нож. Мисс Лайджест утверждает, что этот нож ей вложили в руку после того, как она потеряла сознание. Но как бы то ни было, как только ей стало лучше, ее тут же арестовали по обвинению в убийстве. Сейчас леди Элен находится под домашним арестом и обо всех своих поездках должна отчитываться инспектору Лестрейду.
– А уже после ареста ее отчим подтвердил, что днем получил именно приглашение в Голдентрил?
– спросил я.
– Да, подтвердил, - ответил Уотсон, - но арест мисс Лайджест отнюдь не прибавил ему здоровья, и поэтому его допрос длился не более двух минут. Однако он подтвердил полиции и то, что леди Элен должна была отнести на место предполагаемой встречи записку с отказом и извинениями, оставить ее там или передать в руки мистера Флоя. Но записки не было.
– Не было?
– удивился я.
– Она пропала: в сумочке мисс Лайджест после ареста ее не оказалось. И Лестрейд вообще не верит в ее существование.
– Замечательно, Уотсон! А теперь расскажите мне о мистере Гриффите Флое. Кажется, они с мисс Лайджест были помолвлены?
– Нет, Холмс, это газетная выдумка. Сэр Гриффит Флой долгое время добивался руки мисс Лайджест, но его чувства так и остались без ответа. Он приехал в Великобританию три года назад, после того, как его мать, с которой он жил в Штатах, умерла. До этого он лишь иногда навещал отца, а теперь поселился у него насовсем. Сэр Чарльз горячо одобрял чувства своего сына к мисс Лайджест, а ее отчим, напротив, и слышать ничего не хотел о помолвке, как и сама леди Элен. Сейчас сердце молодого человека, надо полагать, разбито ужасным арестом его возлюбленной. Я откинулся на стуле и некоторое время обдумывал услышанное.
– И как вам кажется, Уотсон, все это похоже на правду? Как вообще леди Элен вас приняла?
– Мне кажется, она невиновна, Холмс!
– ответил Уотсон.
– Во всяком случае, она не заискивала передо мной, держалась уверенно и независимо. Но с другой стороны... Она действительно обладает даром убеждения.
– А как вы ей объяснили свой визит?
– Сказал правду - что вам нужно оценить дело, прежде чем взяться за mecn.
– Правильно сделали, Уотсон. Вы, как всегда, упустили уйму важных вещей, но в целом неплохо поработали, и я, пожалуй, возьмусь за это дело - это затишье длится уже слишком долго и с каждым днем нагоняет на меня все большую тоску.
– Слава богу! Нужно известить мисс Лайджест!
– Разумеется. Подайте мне, пожалуйста, два телеграфных бланка, Уотсон. Я думаю, мисс Лайджест навестит нас завтра около полудня, но нужно на всякий случай предупредить еще и Лестрейда.

2

мисс Лайджест действительно появилась на следующий день у меня на Бейкер-стрит. Ровно в полдень моя хозяйка внесла ее визитную карточку, и мы с Уотсоном услышали на лестнице легкие шаги.

Она была очень красива - никому и в голову не пришло бы это отрицать. Нежный овал лица, точеный прямой нос и изящно очерченный выразительный рот выдавали ее благородное происхождение. Это была высокая яркая брюнетка с темными чуть вьющимися волосами и глазами глубокого синего цвета - это необычное сочетание придавало ее правильному лицу какое-то удивительное своеобразие. Вся ее одежда отличалась той особой простотой, которую может себе позволить лишь очень красивая женщина, уверенная в том, что ее совершенство сделает любое обрамление образцом вкуса и элегантности. Она держалась просто, но была при этом удивительно грациозна: в ее движениях не было ни томности, ни суетности - лишь легкость и спокойное достоинство.

Я поднялся ей навстречу и предложил стул, но она, прежде чем сесть, просто и чуть улыбаясь, протянула мне руку для рукопожатия. Я пожал ее, хорошо понимая, что это значит: она просила о помощи и относилась ко мне без тени снисхождения, столь свойственного высшей касте, но не собиралась терпеть его и по отношению к себе как к женщине.
– Инспектор Лестрейд не препятствовал вашей поездке в Лондон, мисс Лайджест?
– спросил я ее, когда с приветствиями было покончено.
– Слава богу, нет, но он выказал мне свое явное неудовольствие. Кстати, он приставил ко мне полисмена, и сейчас он дежурит у вашего подъезда.
– Ну, это не страшно... Итак, мисс Лайджест, я собираюсь по мере моих скромных сил вам помочь, и для этого сейчас я задам вам несколько вопросов и прошу отвечать на них максимально откровенно. Возможно, некоторые вопросы будут вам неприятны, но я вынужден настаивать на них, потому что успешность моего расследования во многом зависит от того, что вы расскажете.
– Я это хорошо понимаю, мистер Холмс. Спрашивайте о чем угодно.
– Скажите, каковы отношения между вами и вашим отчимом?
– Самые ровные, какие только можно представить. Мы никогда не ссорились, но и глубокой семейной любовью это вряд ли можно назвать. Я многим обязана мистеру Лайджесту, уважаю его и ценю его заботу, а он давно испытывает ко мне почти отцовскую привязанность.
– Он оплачивает ваши расходы?
– Нет. Он содержит дом и все связанное с хозяйством, а у меня есть личный счет.
– А каково будет приданое в случае вашего замужества?
– Я получу часть капитала моего отчима - это деньги, которые моя покойная мать передала ему с этим условием. С тех пор они приумножились.
– Сумма значительная?
– Около сорока тысяч фунтов.
– Спасибо. А теперь расскажите о мистере Гриффите Флое и ваших с ним разногласиях.
– Вряд ли это можно назвать словом "разногласия". Он просил меня выйти за него замуж, а я не хотела этого.
– Почему? Наша клиентка устремила на меня взор своих темных синих глаз: - Он грубый, самодовольный и не слишком порядочный человек.
– Мистер Лайджест такого же мнения?
– Да. Гриффит Флой и мой отчим с первого дня знакомства не жалуют друг друга.
– Между ними возникали ссоры?
– Да, с тех пор, как мистер Флой стал открыто проявлять ко мне интерес. При этом отчим быстро впадал в ярость, а мистер Флой провоцировал его. Мне же отводилась весьма неприглядная роль.
– Понимаю. Попытайтесь вспомнить, когда они ссорились в последний раз.
– Я отлично помню: это было накануне дня, когда был убит сэр Чарльз.
– Очень интересно! Поподробнее об этом, пожалуйста. Мисс Лайджест откинулась на стуле.
– Это была ничем не примечательная стычка, - сказала она, - сэр Чарльз обедал у нас, а Гриффит Флой пришел "навестить меня" - так он называл свои визиты - отчим сделал какое-то замечание относительно манер нынешних американцев, и Флой язвительно дал понять, что уловил намек. Сэр Чарльз, как всегда, пытался примирить их, но ничего не вышло. Обед быстро и холодно закончился.
– Вы были с ними все это время?
– Нет, я быстро оставила их, чтобы не слушать ссор и заняться своими делами.
– Выходит, лично вы и сэр Чарльз не имели друг к другу претензий?
– Мы были в довольно теплых отношениях и много времени провели во взаимных извинениях: он - за своего сына, а я - за отчима. Возможно, в моем положении это прозвучит забавно, но я действительно сожалею о смерти сэра Чарльза. Это прозвучало вполне убедительно.
– Давайте перейдем к событиям следующего дня, - сказал я.
– Итак, ваш отчим получил записку из Голдентрила?
– Совершенно верно. Он прочел ее, долго не говорил ничего, а потом сказал скорее сам себе, чем мне, - "надо ответить старику Чарльзу".
– Куда он дел письмо?
– Унес с собой.
– Вы выдели письмо после этого.
– Нет.
– Ответ он отправил лишь вечером?
– Да.
– Вы вскрывали конверт?
– Нет.
– Куда вы положили его?
– В свою сумочку.
– Кто-то мог вытащить его еще до вашего ухода?
– Совершенно исключено - моя сумка все время была со мной.
– Какие дела вне дома были у вас так поздно, мисс Лайджест?
– Я должна была принести кое-какие документы моей хорошей знакомой. Ее зовут Грейс Милдред.
– Почему вы не пошли к ней раньше?
– Она работающая женщина и обычно занята до самого вечера.