– Кто они? И что такое – эсеры?

– Ну да, ну да… И откуда Вам знать? Право же слово! Вы ведь про социалистов-революционеров и слыхом не слыхали. И про то, что они такое? И про их боевую организацию? … А ведь у Вас в Морском-то корпусе был кружок эсеровский. Недавно совсем. Даже мы здесь, жандармы, помним. Шелгунов? Никогда не слышали? Нет? Да… Он тем кружком руководил. Книжки почитывали, к рабочим ходили, заговор строили… Так-то вот! А Вы и не знали. Плохо верится, однако. Но… Сомнениям подвергать не смею. Потому как не наша юрисдикция. И все тут! Ну да, ну да…

Секеринский с завистью посмотрел на шелковые голубые носки кадета, выглядывающие из-под брюк:

– В наше-то время и простые носки не всегда купить удавалось. Да и какие носки?! Сапоги да портянки! А тут: ботиночки – индпошив на заказ; пряжки – произведение искусства; перчаточки замшевые – высший сорт… Прямо куртизанка какая-то, а не курсант первого года службы. Все что ни есть, все дорого-богато. Стрелять хорошо научился. А это тоже немалых денег стоит, между прочим.

Но это он все про себя. А вслух:

– Гляжу, блюдете себя. Обихаживаете с нежностью…

– Флот – оружие грозное. Он ювелирной настройки требует. Ну а в грубом сукне да сапожищах, какие уж тут ювелиры! Так что, простите, служба.

– Ну да, ну да…

***

Не знал жандармский полковник, какие страсти разгорелись по поводу совершенного нападения на карету и участия в ней будущего гардемарина. Начальник Морского корпуса, как только до него дошел слух, бросился к Морскому министру, вместе они – к градоначальнику фон Клейгельсу. А оттуда вместе с градоначальником и Министром внутренних дел – к Государю в Царское село.

И доклад их, естественно, вышел не про то, как эсеры укокошили обер-прокурора Правительствующего Сената и сидевшего с ним в карете генерал-лейтенанта кавалерии. Что об этом говорить, коли уже свершилось?! Прозевали и прозевали.

Доклад был про то, как доблестно полицейский департамент совместно с моряками изловил двух злодеев, показания которых проливают свет на местонахождение гидры революции. И о той значительной роли кадета Морского Императорского корпуса по имени Николай Колчак, которую он сыграл в поимке злодеев. Будучи совершенно безоружным, уничтожив нескольких бомбистов сам и захватив в плен тех, кто дает сейчас показания. Разумеется, не без помощи мгновенно прибывших на место взрыва жандармов. Так-то вот.

Государь конечно раскусил хитрый ход докладчиков. И предложения о награждении должностных лиц жандармского корпуса хотел по началу вовсе оставить без внимания. Два злодея поймано, так ведь и два генерала взлетели на воздух. Если за каждый удачный теракт полицейских еще и награждать, то над Россией весь мир потешаться будет. Но вот фигура героя-кадета представлялась сейчас более чем уместной и зовущей на подвиг удушения крамолы и терроризма. Царь безусловно понимал, что без помощи таких вот колчаков, полицейский сыск просто бессилен. А тут такой воспламеняющий сердца образец!

Николай Второй подробно расспросил начальника Морского корпуса о проявившем себя юноше, особенно поразился его младым летам, а Колчаку едва исполнилось шестнадцать, и раздумчиво произнес:

– Он ведь солдат, по существу, этот мальчик. И воевал на поле брани против вооруженных недругов. Взрывы, перестрелка. И воевал хорошо. Был ранен. Пожалуй, солдатский Георгий будет достойной наградой. Редко кто из офицеров такую награду может одеть на мундир. И пусть все понимают, что борьбу за порядок я почитаю фронтом и никак не менее! Вручить знак полагал бы уместным лично.

– Когда угодно будет Вашему Величеству?

– Не будем откладывать. И сообщение для газет пусть начнут с того, что Мною отмечен за храбрость кадет Морского корпуса, задержавший бандитов. А далее уж про все остальное. Надо искать хорошее и доброе в том, что сейчас происходит, и с этого начинать. Всегда!

Жандармов, впрочем, тоже было решено наградить. Не важно за что. За компанию.

***

Выйдя от Государя, градоначальник генерал фон Клейгельс немедленно телефонировал в Охранное отделение.

– Слушаюсь, Ваше сиятельство! – Пинхус буквально взвился над своим огромным столом, – Перекуриваем и пьем чай, Ваше сиятельство! Да, да немедленно отправлю в расположение Корпуса. В своей пролетке и в сопровождении конного наряда!

Полковник еще долго держал трубку прижатой к уху, пока окончательно не убедился, что разговор с ним закончен.

– Ну да, ну да… – Секеринский облегченно плюхнулся назад в кресло, снова нервно открыл картонную коробку и, раскурив очередную «сенатскую», выпустил дым уже не в Колчака, а куда-то в сторону.