Шрифт:
Каспар помолчал, катая во рту какие-то камешки. Судя по его лицу, ему не очень-то хотелось разговаривать с чужаком, да и вряд ли он легко понимал его речь. Но в итоге, не глядя на Далласа, ответил с плохо скрываемым раздражением:
— Ща вниз итти, патома копать. Ты тама не нужон. Лишний рот.
Даллас продолжил работу, отложив разговор. Но решил, что когда мужчины пойдут в шахту, он обязательно увяжется за ними.
Женщины собирали вещи, а Даллас подумал, что почти все его пожитки на нём. Один костыль он взял для опоры, второй оставил. Он уже давно ими не пользовался, а нога лишь иногда побаливала по ночам.
На удивление Старый и не думал собираться в дорогу. Он стоял в дверях своей хибары, глядя, как остальные готовятся к переходу, а дети путаются под ногами. Оказалось, что ведун остаётся разговаривать с богами, упрашивая их послать скорое лето.
Даллас спросил, как он будет выживать здесь один, без еды и топлива. Старый продемонстрировал внушительные запасы сухих веток, вяленого мяса и сушёных грибов. Одиночество его тоже не пугало — в тишине голоса богов слышно лучше. Особенно, если выпить отвар правильных грибов.
Похоже, Даллас лишался единственного интересного собеседника. Он попытался уговорить его спуститься, рассказывая о природе небесных объектов: о солнце, луне и звёздах. Вращается планета — наступает день и ночь. А из-за наклона оси меняются времена года. Но Старый не понимал его. Он посмеялся, услышав, что земля круглая, ведь в его понимании горы, люди и деревья скатились бы с неё. Гигантские шары в пустом пространстве — глупости, ведь он сам видел лица богов и глаза дедов. А сколько раз беседы с небожителями помогали Старому врачевать и предсказывать погоду!
Будь у них больше времени, Даллас объяснил бы дремучему ведуну и про гравитацию, и про термоядерные реакции звёзд, и о суеверном поведении. Как те голуби, которые ждали пищу и повторяли движения, думая, что это на что-то влияет. Но уже пора уходить. Да и нет смысла объяснять, если скоро житель «небесного блюда» вернётся обратно.
— Ты жвиняй щё ногу резал те. Думал мёртвый ты шовшем, а глядь — кровь текёт, ну я штал мужиков жвать, да тя тащить и жикой мажать.
Так вот откуда шрам поперёк ноги! Даллас едва не оказался в меню племени. Но всё-таки Старый его спас и выходил. Даллас ответил, поборов спорные чувства:
— Спасибо тебе. Мне будет не хватать твоих историй.
— Знаш, я щёня видал чудной шон. Мног людей — шыты, одеты, щисты. Хибары мастили друг на дружку, щё гора вышла полна щеловек, — Старый усмехнулся голыми дёснами. — Боль жабыли, шмерть жабыли, дедов жабыли, тока шмарели казки, как у тя из руки. И ведуна не над.
Полная гора человек — похоже на многоэтажку. Старый откуда-то знал, как живут люди в городах. Возможно, из его многочисленных историй про богов, или выдумал сам.
Даллас вспомнил, какой сон приснился этой ночью ему. Будто бы у Лизы от него родился ребёнок-уродец с распухшей головой. Он чувствовал отвращение и ненависть к своему сыну, хотел выбросить его из окна, но понимал, что так поступать нельзя. Один из тех снов, когда радуешься, что это лишь игра воображения. Такие глупости точно не стоит рассказывать Старому, надолго прощаясь с ним.
Удивительно, но через два-три часа вся деревня оказалась разобрана, детали хижин аккуратно уложены на землю, чтобы не уносило ветром, а добро погружено в плетёные корзины. Их соплеменники закинули за спины, просунув руки в специальные лямки. Тюки с сеном перевязали бечевой, некоторые женщины водрузили их на головы. Все были готовы к походу. Осталось только попрощаться со Старым, который пообещал навестить их, когда «шнег будет уйти». Ведун ещё долго стоял на дороге, глядя вслед уходящим соплеменникам.
В пути Даллас отобрал у Гулёнки корзину, хотя та не поняла, зачем он это делает. Ноша не слишком оттягивала плечи, но худенькой девушке и этого было много. Они шли и шли по узким тропинкам до наступления темноты. Тогда, выйдя на небольшую полянку среди скал, мужчины сняли с себя корзины, и стали разводить огонь, чиркая камнями. Скудный ужин, сон на неудобных котомках и вязанках сена, но после такого утомительного дня и это за благо.
Как только кромешная тьма сменилась сумрачным утром, племя вновь двинулось в путь. Дул ледяной ветер, но Далласу оставалось только кутаться в тряпьё и вспоминать о скафандре с обогревателем. Бедная Гулёнка часто подносила руки ко рту, дышала на них, разминала пальцы. Не лучше было и остальным соплеменникам. Сонные дети жались к матерям, жалобно хныкая, а те могли разве что покрикивать на них, заставляя шагать по кривой и опасной тропинке.
Только Вурху всё нипочём. Он то забегал далеко вперёд, разведывая дорогу, то носился вслед за козами и сбивал их в кучку, чтобы не задерживались над пучками пожухлой травы.
Белёсый туман всё приближался. Он казался плотным, как йогурт, но находился в движении. Мгла медленно перемешивалась и клубилась, если смотреть вдаль. Но вблизи будто застывала и недвижимой серой массой обхватывала торчащие из неё скалы. Племя шло долго, и казалось, что вот-вот пелена серых облаков подберётся к их ногам, но этого всё не происходило.