— Зубья целы, но сам хиляк, — заговорил тот, кто осматривал. — Смари, еле жив.

Далласа пихнули ногой, и он повалился навзничь. В губы ткнулось горлышко бурдюка, и он чуть не захлебнулся от жидкости с резким вкусом.

— Плохой раб ты вести. Одну курку дам.

— То не раб, то людь неба, — угрюмым голосом ответил провожатый Далласа. — Глянь одёвку.

Комбинезон Далласа видал и лучшие времена. Он пропитался грязью, пах соответствующе, но приземистый толстячок с сальными волосами и нелепыми висящими усами осматривал одежду внимательно, проверяя каждую складку. Сперва он недовольно бормотал, что такое легко найти у торгашей, но, когда нащупал смартлет, изменился в лице.

— Жидай здеся, — сказал он и скрылся в доме.

От выпитой гадости усталость и боль немного отступили. Даллас сел и осмотрелся. Вокруг горели костры, между разбросанных тут и там шалашей сновали люди в лохмотьях. Но некоторые носили накидки, повязки и плащи из ярких тканей. Такие люди жили в хижинах посерьёзнее — построенных из дерева. Возле одного из таких домов и сидел Даллас.

Дверь отворилась, из неё вывалился толстяк и попятился задом. За ним, изрыгая ругательства, вышел мускулистый мужчина. Он был одет в пёструю набедренную повязку. На груди висели не то украшения, не то амулеты. Они звякнули, когда он наподдал ногой коротышке, попав в мягкую часть. Тот взвизгнул и бросился развязывать Далласа. Провожатый при виде этой сцены счёл за лучшее бесшумно исчезнуть.

— Простить молю тех болван, — мужчина замахнулся на усатого толстячка мощной рукой с широким браслетом, отчего тот вздрогнул и униженно забормотал извинения. — Те есть не знай, кто ведут. Но Бос поняй всё. Он хотеть ты говорить. Быть гость его дом, едь его еда.

Мускулистый освободитель немного склонился и указал двумя руками на дверь. Но Даллас, потирая опухшие запястья, не спешил войти в дом:

— Когда приглашают в гости, не надевают мешок на голову, и не тычут палками. Со мной была девушка, где она? Пока я её не увижу, не буду ни с кем говорить.

— Те два ведь сюда, ну! — прорычал силач коротышке. Тот поспешно убежал, пригибая голову. — Дев брать в дом жён, там она. Босу жена быть. Не моги я у Бос её отнять. Но Бос свой гость подари жена.

— Ну что ж, пойдём, спросим твоего босса, — невероятно уставший, но нашедший силы на злость, Даллас зашёл в хижину, сжимая кулаки.

В помещении плясали тени от множества свечей. Два воина с кинжалами в руках застыли у стен. В центре стоял невысокий стол, заставленный разной снедью. От запаха рот Далласа сразу наполнился слюной. У стола сидел молодой черноволосый парень. Он улыбнулся и помахал рукой в знак приветствия.

Даллас оглядел вождя. Совсем юнец — лет на десять моложе него. Тем не менее, провожатый с большим почтением указал на главаря и сказал:

— Бос рад видать люди с город неба. Много зим и лет мы не говорить и не видать вы. Тогда быть над нам Титор Злой, тьфу на имя то! — он в самом деле сплюнул на пол, утёр рот и продолжил, — Он бить дети чужих жён, но мам Боса его скрыть, а чтоб Бос не выть, лить в рот ему вода ядных ям. Нет голос у Бос, но есть вум. Он поднять люд наш убить Титор и стражей его. Бос не хотеть быть место Титор, но люд молить о том.

Бос махнул рукой, прерывая рассказ, и указал Далласу на подстилку возле стола. Но, прежде чем он сел, дверь открылась, и толстяк затащил за руки двоих в чалмах. Мелко кланяясь, он объявил:

— Вот те два, кто украсть и бить человек неба. Я найти их для великий Бос!

Толстяк дождался одобрительного кивка и вышел, пятясь задом. Как он удачно забыл, что несколько минут тому сам бросил небожителя в грязь и осматривал его, как козу перед покупкой. В приведённых Даллас сразу узнал сборщиков дани. Так вот кто его похитил! Они упали на колени перед повелителем, слёзно умоляя о пощаде. В визгливой речи болтуна повторялись слова «чужак» и «дар», из чего стало ясно, почему они решили выследить и напасть.

Выслушав провинившихся, Бос отрицательно помотал головой, затем сделал знак охранникам. Безучастные до того воины, схватили причитающих и жалких сборщиков (где те два надменных наглеца, убивающих последнюю козу?) и поволокли наружу. Они взвыли ещё отчаяннее, цепляясь за проём двери, но повелитель не изменил своего решения.

Солнце ласкало кожу, испаряя капельки воды. Друзья отдыхали в шезлонгах у бассейна после очередного заплыва. На этот раз быстрее оказался Даллас, но Джефф никогда так просто не сдавался. Он не соглашался уйти, пока не приплывёт к дальнему бортику первым. Даллас даже иногда незаметно поддавался. Порой хотелось завершить соревнование сильнее, чем остаться в статусе победителя.

Продолжая разговор, прерванный заплывом, Джефф сказал:

— Не знаю, что ты нашёл в этих престарелых тётках. Они выглядели как хулиганки, а вели себя как мужики. Постоянно дрались, стреляли, раскидывали толпы врагов. Разве такой должна быть девушка? Это хрупкое создание, нежный цветок, который надо лелеять. Вот как Карла…

— Такова была эпоха, — ответил Даллас. — Тридэшки того времени пропагандировали феминизм, показывали, что женщины ничем не хуже мужчин. До этого актрисы служили лишь декорацией. Они попадали в беду, мускулистый герой их спасал, победив злодея, а хрупкая леди награждала его любовью. Потом эта схема приелась, а общество поменялось. Посчитали, что ущемлены права чернокожих, толстух и геев, что отразилось на кино. Тогда же их не называли тридэшками, да и не были они трёхмерными, если только псевдо.