— Тогда позволь поехать мне сегодня вместе с тобой, — проглотил всё содержимое бокала и отошел от меня, чтобы поставить его на стол.

— Сейчас у тебя куда более важное дело. Так что продолжай искать миссис Джонс, а вопросы с Паулем Ревера я решу сам.

Наверное, в Нью-Йорке нет ни одного коренного жителя, который бы не знал поговорку, относящуюся к Браунсвиллу: «Если человеку 25 лет, то он или труп, или в тюрьме, или является членом банды». И потому даже бы и не подумал о том, чтобы посещать этот район после шести вечера.

Тот, к кому я ехал, стоял во главе группировки «Латинские короли». Одной из трёх самых опасных и самых влиятельных банд штата. И мне повезло иметь Пауля Реверу не только в своих клиентах и добрых знакомых, но и в должниках.

Свет разноцветных витрин и неряшливых вывесок практически стирает из этого места любое проявление цивилизации. По грязным улицам слоняются татуированные латиносы и афроамериканцы, готовясь вцепиться друг другу в глотку.

Всё поделено по секторам и сферам влияния. Парковки, станции метро, магазины — в любом из этих мест ты мог встретить человека с пистолетом.

Наркотики, золото, нефть, бриллианты и, конечно же, верхушка списка — оружие. То, на что никогда не пропадёт спрос. И этот район был переполнен моими клиентами.

Легализовать пистолет — всё равно что повесить на себя бирку. И совсем другое дело — приобрести его у того, кто не станет спрашивать ни зачем, ни почему.

Когда мы проехали через открытые ворота и припарковались на отведённом месте, нас с охраной провели через парадный вход в подпольный клуб. Можно было встретиться и в дорогом ресторане, но проводя встречу здесь, мы оба были уверены, что ни одна живая душа не разболтает ни о ней, ни о нашем разговоре.

Внутри стоял крепкий аромат травки, дыма и алкоголя. Безумно громкая музыка оглушала собственные мысли. А тяжелые басы и совершенно непонятные слова задавали ритм, заставляя пьяную толпу извиваться на танцполе.

— Сюда, — кивнул наш сопровождающий, указывая на дверь, выводящую из VIP-зоны в зал казино. — А вам нельзя, — стоило мне подняться на ступеньку, как он тут же перегородил путь следующим за нами телохранителям.

Кивнув своим людям, дав «отбой», я последовал за появившейся девушкой в коротком латексном платье. Пройдя мимо диванов с разношерстной публикой, она повела меня через узкий коридор, открывая передо мной большие красные двери.

— Паршиво выглядишь, Ревера, — усмехнулся, делая неторопливый шаг в центр комнаты.

— Но не так паршиво, как твоя репутация, Прайд — вальяжно поднялся Пауль из-за игрального стола, оставляя на нём пару карт. Дорогой костюм сидел как влитой. Чёрные волосы были зачёсаны назад, и, в отличие от своих подчиненных, у него на лице не было ни одной татуировки.

— Думаю, тебе ещё далеко до моей репутации, — слегка запрокинул голову, убирая руки в карманы брюк. — Как минимум, сменить фасон причёски.

В игральной комнате повисла тишина. Четыре пары глаз, включая крупье, наблюдали за нами, словно перед ними открылось видео на ютубе с громким названием: «Лев против Анаконды! Кто одержит победу?!»

— Да пошел ты, пижон насахаренный! — усмехнулся Ревьера, подходя ко мне с разведёнными руками. — Рад видеть тебя, amigo.

— И я тебя, — похлопали мы друг друга по спине.

— Termina el juego sin m, - говорит он через плечо сидящим за столом мужчинам, и мы выходим, направившись в его личный кабинет. — В последние дни я слышу о тебе даже чаще, чем об Асаде.

— Что ж, — окидываю взглядом тёмно-красный интерьёр. — Теперь ты в курсе обратной стороны публичности.

— Это точно. И по какому же вопросу ты ко мне пожаловал? — практически падает он на диван, указывая на ещё один напротив.

— Мне нужны люди, на которых можно скинуть похищение моей подопечной, — присаживаюсь, наблюдая за его ленивыми движениями. — У тебя есть те, которых нужно или можно наказать?

— Хочешь купить у меня собак для отпущения грехов? — усмехается Пауль, достав из кармана металлический доллар.

— Хочу получить их в уплату твоего долга.

— Мои люди дорого стоят, — перекатывает он монету от пальца к пальцу, тараня меня чёрным взглядом. — С учётом моего долга — двадцать за каждого, и любой твой каприз будет исполнен. Они отыграют свою роль так, что никто не усомниться в их причастности.

— Десять, — безразлично отвечаю, не меняясь в лице.

Я знаю, что он постарается выбить из меня как можно больше. Но его люди лишь сброд. И те, кого он мне предложит, не более чем пушечное мясо, которое эта латиноамериканская змея в любом случае пустит в расход за нарушение одного из десятков пунктов устава своей громадной «семьи».