Шрифт:
И я как-то даже не удивилась, когда фейка юркнула под стол да там и затаилась. Нет, я вовсе этому не удивилась, зато я глубокомысленно заметила:
— Удивительное дело, Владлен Азаэрович: в то время как прирожденный философ способен планомерно загнать противника в угол, вы собеседников загоняете исключительно под стол. Интересно, к чему бы это?
— К дождю, — брякнула из-под стола Лепесток Фиалковна.
В помещении раздался отчетливый скрежет зубов, а после черт простонал:
— Приведи ты ее в норму! У меня триста чертей топчутся перед общагой, без возможности вселиться! Им что, ночевать под открытым небом?!
— Ага! — радостно сообщила я.
Черт прикрыл глаза, медленно, протяжно так выдохнул и очень сдержанно приказал:
— Приведи это в норму, немедленно!
Под столом завозились, и феечка — осторожненько так — протянула:
— Двенадцать часов воздействия…противоядия нет. Прости…
И стало тихо. Так тихо, что, когда в небе громыхнул гром, я все рулады раскатов расслышала — здорово так.
— Хорошо, — отчаянно сдерживаясь, выдохнул декан чертового факультета, — варианты?
— А ты уговори ее, может, подпишет? — робко предложила фея.
— Да счас! — заявила я, и метла со мной полностью была согласна. — Там помесь хлева со свинарником, самогонный аппарат и вонь прямоходящая!
— Какая вонь? — переспросил черт.
В небе опять громыхнуло, потом сорвались первые крупные капли дождя. На лице декана вновь поселилось зверское выражение, и он прошипел:
— Дождь! Потрясающе! А завтра у меня половина студентов с воспалением легких будет!
И мне вдруг как-то жалко так чертей стало. Вот очень-очень жалко, а тут еще дождь и… и метла. Вот она со мной тоже была солидарна, и я сказала:
— А давайте сюды вашу бумаженцию.
Владлен Азаэрович сначала явно ушам не поверил, а потом схватил какую-то папку, метнулся ко мне, сел рядом, достал стандартный лист-разрешение на заселение, разместил на папке и ручку достал…
Дождь между тем усиливался, а я почему-то спросила:
— А где хвост покажете?
— Что? — прошипел он.
— Хвост, — говорю, — вы не дали штаны снять, а там хвост. Я просто-таки спать не смогу, если не узнаю, где он, — и придвинувшись ближе к декану, я жарко прошептала:
— Покажете, а?
Владлен Азаэрович закрыл глаза секунд на пять, ме-е-е-е-едленнно выдохнул, посмотрел на меня, улыбнулся и ласково так:
— Конечно, Стасенька, обязательно покажу. Я тебе все покажу — гораздо больше, чем ты способна увидеть — ага? А сейчас будь хорошей ведьмочкой — подпиши листочек.
— Уау, — восторженно выдохнула я.
И подписала. Ага. Так и написала: "Санкционирую заселение в чертовое общежитие на денек".
— Какого… — прошипел кто-то над ухом.
— Не мешай — расписываюсь, — заявила я, ставя размашистую подпись.
И вот все время, пока я расписывалась, этот скрежетал и скрежетал, и…
— Нате, — я протянула листок Владлену Азаэровичу, — живите и помните о моей доброте.
После чего обняла метлу и… завалилась спать. Прямо там. Просто хотелось очень. И хорошо было, и чувство такое на душе — доброты и милосердия и…
И нас с метлой обеих вдруг ка-а-ак понесло куда-то вниз, а потом вверх, вбок и на диван. Только не этот, а какой-то другой. Красный такой, с золочеными ножками и подлокотниками, а еще тама был мужик.
Такой мужик!
Здоровый, широкоплечий, черноглазый, темноволосый. Нос у него оказался такой… выдающийся, морда — ух, ну, и зверская же. И росту, главное, росту превеликого. А уж тело-то, тело до штанов до самых голое и… лысое такое. Такое лысое-прелысое, разве что руки волосатые, а так — ну, весь лысый.
— Здравствуй, Стасенька, — сквозь зубы и при этом пристально наряд мой разглядывая, произнес этот мужик.
И таким он мне вдруг знакомым показался. Только что-то тут было не так.
Я отпустила метлу, и та вдруг исчезла. Странно, но не суть. Села, внимательно глядя на мужика, потом подперла кулаком щеку, продолжая сосредоточенно разглядывать, и честно призналась:
— Слушай, ты какой-то лысый.
Странное дело: этот вдруг как-то напрягся и словно бы даже зарычал.
— Нет, серьезно, — разглядывая лысое тело, продолжила я, — у нормальных мужиков волосы на груди и на животе чуть-чуть, а ты весь лысый какой-то…
Странный мужик привлекательной наружности подошел ближе, наклонился и проникновенно спросил: