— Никодим, разнесу к демонам всю твою хибару! — заорал черт.

И у меня сдали нервы. А когда у меня сдают нервы, чертям лучше на глаза мне не показываться!

Вскочив, я схватила свою боевую метлу, в пять шагов пересекла дом домового и распахнула дверь в тот самый момент, когда взбешенный черт занес руку для очередного удара.

И он такой грозный был, такой злой, с лицом таким перекошенным и шеей мускулистой, конкретно вздувшейся, что мои нервы мгновенно прекратили сдавать, тихо-мирно вернулись обратно, оставляя хозяйку совершенно неспособной вести диалог. И потому, когда черт разъяренно взглянул на меня, я всего лишь пролепетала:

— А нас нет дома.

На лице черта отразилось заметное удивление, и он поинтересовался:

— Кого вас?

— Меня, метлы и домового, — отступая и пытаясь прикрыть дверь, сообщила я.

Дверь закрыть не удалось, потому что кое-кто был против. И этот самый кое-кто внимательно оглядел меня, метлу, домового, который, в свою очередь, из-под стола выглядывал, и задал нетривиальный вопрос:

— А вы что, вместе живете?

— Да! — отбросив метлу и вцепившись в дверь, чтобы, наконец, закрыть ее, ответила я.

Черт продолжал держать одной рукой вообще без какого-либо напряжения и, странно улыбаясь, смотрел на меня, чтобы в итоге поинтересоваться:

— А что вы делаете?

— Дверь закрываю! — рявкнула я, упершись ногой в стену и продолжая свое правое дело. Тянуть ручку на себя, то есть.

— Так вас же дома нет, — ехидно заметил Владлен Азаэрович, не испытавший ни малейшего дискомфорта от вовлеченности в процесс моей ноги.

Более того, он почему-то странным образом стал смотреть, собственно, туда, откуда ноги брали начало, и как-то даже про домового забыл.

Я еще раз, отчаянно пыхтя, потянула на себя дверь, и только потом сообразила.

— А куда вы, собственно смотрите? — возмутилась, мгновенно опуская ногу и натягивая юбку пониже.

— Уже никуда, — ничуть не смутившись, соврал подлый развратный декан чертового факультета. — Так, говорите, вас дома нет?

— Именно так, — уперев руки в бока, ответила я.

— Хм, — черт — а он был на земле, а дверь-то — она метра на полтора от земли будет — еще раз оглядел меня с ног до головы и поинтересовался:

— А когда вернетесь?

— Куда вернемся? — не поняла я.

— Домой, — зло пояснил черт.

И так как лицо его опять-таки приняло зверское выражение, я, не задумываясь, ответила:

— Никогда!

— Это как? — вновь удивился декан. — Знаете, удивительное дело: и дома вас нет, и возвращаться вы не планируете…

— А чему удивляться?! — воскликнула я. — Вы бы на себя в зеркало взглянули, тоже бы возвращаться домой отказались!

У черта медленно, но верно, яростно сузились глаза.

— Беги, Стаська, — сдавленно посоветовал домовой из-под стола, — ты ж его смертельно обскорбила же…

— Чем? — искренне не поняла я.

— Балаганом! — зло просветил Владлен Азаэрович.

На это я могла разве что заметить:

— Эм… — и предпринять отчаянную попытку в очередной раз закрыть двери.

Руками вообще без толку было, и потому я уперлась уже двумя ногами в стену и потянула изо всех сил, и, может быть, даже получилось бы, если бы кое-кто не прошипел:

— Это уже переходит все границы!

Затем был треск, а после я повисла, держа дверь, причем висела в паре сантиметров от зверской морды декана чертового факультета, который эту самую дверь держал на вытянутой руке.

— Мама! — прошептала перепуганная ведьмочка перед лицом разъяренного черта.

У декана заметно дернулся глаз, после чего он, декан, а не глаз, прошипел:

— Вы что там пили, Григорьева?!

— Чай, — чувствуя, как слабеют пальцы, ответила я.

— Какой чай? — прорычал Владлен Азаэрович.

— Малиновый.

— Да? — меня медленно опустили на землю, и, как только туфли коснулись твердой почты, я разжала пальцы, отпуская дверь.

Последнюю мгновенно отшвырнули, и та разбилась на щепки метрах в десяти от нас. Одно могу сказать точно: восстановлению дверь уже не подлежала.

— Никодим, — прорычал черт, — ты малину откуда взял, сволочь?

Из-под стола донеслось сдавленное:

— Так в лесу, почитай, и нетушки…

— Откуда! — заорал черт так, что у домового все оставшиеся картины рухнули на пол.