— Сейчас узнаешь… — прошептал Ройс, вновь накрывая мои губы своими.

Из грота мы вышли на рассвете. Стоя у подножия холма, я любовалась бледно-розовым небом, пока магистр зачаровывал вход и накладывал иллюзию.

— Скажи, а ректор знает о твоем исследовании? — вдруг спросила я. Ройс кинул на меня быстрый взгляд через плечо.

— Скажем так, догадывается, но предпочитает не вникать — некоторые книги, которыми я пользуюсь, были запрещены. Так что теперь моя судьба в твоих руках! — и видя, что я недоуменно хмурюсь, Ройс пояснил. — Если ты сообщишь в департамент магического контроля о моих исследованиях, меня ждет неприятный разговор. Возможно не один!

Я вздрогнула, невольно подумав о письме, которая должна была написать Дориану. Ройс наложил последнее заклинание и довольно улыбнулся. Я с недоверием рассматривала холм и забор, в отличие от множества иллюзий, эти выглядели как настоящие. Я даже протянула руку и с удивлением ощутила прохладу камня и сырость росы на траве.

— Как… — только и спросила я. Ройс пожал плечами:

— Я же сказал, над чем работаю.

— Да, но…. Ройс, это — грандиозно!

Он довольно хмыкнул и взял меня за руку:

— Пойдем, тебя ждет кот…

Я вздохнула. Именно этот аргумент я привела полчаса назад, когда Ройс предложил никуда не ходить и остаться в гроте на все выходные. Можно сказать упрашивал, очень настойчиво и… вдохновенно.

Я даже почти согласилась, но вспомнила про Перчика. Пришлось отказаться от заманчивого предложения магистра. Ройс в ответ усмехнулся, но отпустил, правда, после головокружительного поцелуя, заставившего меня пожалеть о принятом решении.

Магистр проводил меня до кампуса и ушел. Целовать не стал, справедливо опасаясь вездесущих ведьм-сплетниц. Странно, но в холле кампуса их не было. Охранник мирно дремал на своем месте. Или делал вид.

Я поднялась по лестнице и вошла в квартиру. Перчик, лежавший у порога, подскочил и радостно мяукнул. Потом опомнился, окинул меня презрительным взглядом и гордо удалился в спальню.

— Мори! — строго отчитал меня Черепушка. Даже отражение в зеркале недовольно поджало губы, будто требуя отчет, где я провела ночь.

— Ну знаете ли! — возмутилась я. — Я вообще-то взрослая, самостоятельная женщина!

— Мементо? — издевательски протянул будильник.

— Мяв! — презрительно отозвался кот.

— Сейчас я из кого-то чучелко сделаю! — кровожадно пообещала я, проходя на кухню. — Или оставлю без завтрака!

Услышав волшебное слово, кот моментально материализовался на кухне, послушно сел у своей миски, всем своим видом изображая сиротинушку.

— То-то же! — проворчала я скорее для проформы. Признаться, мысль о том, что рыжее чудовище ждало меня у дверей, грела душу.

Поэтому я не стала сгонять кота с кровати. Так и провалялась весь день, иногда вставая, чтобы приготовить поесть. Даже черепушка молчал, проникнувшись всеобщим умиротворением.

В понедельник я, посвежевшая и отдохнувшая бодро зашла в аудиторию к третьему курсу. На губах блуждала улыбка: во-первых, впервые за долгое время на небе показалось солнце, а во-вторых…

А во-вторых, в дверях Академии я буквально столкнулась со своим деканом. Ройс приобнял меня, делая вид, что не дает упасть, шепнул на ухо: “Скучаю по тебе. Встретимся вечером?”

И, не дожидаясь моего ответа, поспешил на лекцию.

— Доброе утро! — я поднялась на кафедру.

— Ква! — раздалось в ответ. Я приподняла брови и с удивлением увидела у себя на столе огромную жабу. Бурую, жирную жабу с толстыми алыми губами и огромным бантом на голове. Малиновом в белый горох. Зачем жабе нужен был бант я не знала, но иллюзия получилось знатная.

— Ква! — еще раз квакнула жаба и добавила деловым тоном. — Поцелуемся?

Адепты прыснули со смеху.

Я бросила на них убийственный взгляд и ласково улыбнулась жабе.

— Извини, но не получится. У меня — лекция.

— Потом, поцелуемся?

— Возможно, — я обвела взглядом мгновенно притихшую аудиторию.

Конечно, можно было на перемене по плетениям вычислить автора этого розыгрыша, но хотелось, чтобы даже эта лекция пошла на пользу. Потому я наметила себе несколько жертв и принялась за дело. Вызванные адепты краснели, бледнели и всеми силами отлынивали от задания — придать жабе первозданный вид. От примененной магии жаба то переливалась всеми цветами радуги, то начинала расти, а потом и вовсе запела студенческий гимн, причем самую полную и не самую цензурную его версию.