Я вспоминаю до сих пор…

Только к тому моменту, когда моя дочка научилась видеть людей практически насквозь, я понял — вот он мой стимул. Маленький кусочек меня. Маленький кусочек жены. Как там любят говорить женщины, плод нашей любви. Звучит пафосно, но так оно и есть. Мой маленький жизненный ориентир. Ради нее я живу, ради нее существую. Я понял, что зря убивал время на злость и несправедливость этой жизни. Ведь у меня есть маленькое чудо, готовое заменить весь мир. В ее нежных, синих, словно море, глазах я находил не только покойную жену, но и свою маленькую дочку. Хоть ей и было на тот момент всего полтора года, но я видел в ней личность, которой готов посвятить всю свою жизнь. Я нуждался в ней гораздо больше, чем она во мне.

К двум годам жизни Анечки, я научился жить без воспоминаний о прошлом. Я просто вычеркнул его из своей памяти раз и навсегда, заваливая себя то работой, то заботой о дочери. Наверное, я не был идеальным отцом, однако старался делать все, чтобы моя маленькая принцесса ни в чем не нуждалась.

— Ты очень красивая, малышка, — произнес я, обнимая свою дочку. — В три года именно так выглядят красивые девочки, — я улыбнулся ей, только вот выражение лица малышки сменилось на немного недоуменное, хотя оно быстро приняло иной вид после сказанных мне слов.

— Пап, мне шесть! — с серьезным видом проговорила она, продолжая играть с волшебной палочкой из набора «Гарри Поттер» и размахивать плащом. Как сказала мать, это подарок якобы от меня, хотя я вряд ли подарил бы ей эту хрень. Радует, что меня не тошнило от этой серии так, как некоторых личностей.

О моей амнезии мы никому не распространялись, особенно дочери, которая мало что понимала в этом, да и беспокоить малышку зря никто не хотел, я в особенности. Порой я забываю об этом, живя в каком-то своем измерении, как сейчас, когда перепутал возраст дочери. Хорошо, что я помнил дату ее рождения, как отчий наш. Дату смерти своей жены… Но я старался не думать об этом, радуясь празднику с моей маленькой малышкой. Только сейчас мне не приносил весь этот балаган особого энтузиазма.

— Конечно, шесть. Папа просто забыл, — подбодрила мать, крепко обнимая Аню. Ее взгляд скользнул по мне обвинительно-печально. Она понимала, что я это не специально, однако стальной характер, наработанный годами руководства школой, давал о себе знать в самый неподходящий момент.

От всеобщей радости (почти), нас отвлек скрип двери, а затем высокая мужская фигура в деловом костюме. Да, отец, как это бывало обычно, не изменил своим принципам — даже в больницу к сыну приехал при параде: выглаженный серый костюм, начищенные туфли, зализанные назад кудрявые волосы. Как у меня. Я даже перенял эту манеру у него, пока одна важная женщина не сказала, что мне лучше с кудрявыми, а Тася знала толк в красоте.

— Еле вас нашел, — воскликнул он, поставив на соседний стол большую коробку, за что получил от матери меткий взгляд. Любит все-таки дед баловать единственную внучку.

— Деда! — крикнула Анюта, прыгая примяком к отцу на руки. На странность, он еще умел поднимать малышку высоко-высоко, иногда даже подбрасывать на метр вверх в свои пятьдесят пять. Визгов на всю палату хватило настолько, что мне хотелось закрыть уши или вставить беруши. И тут я вспомнил о главном.

— Я могу с тобой поговорить наедине? — обратился я к нему, мысленно надеясь, что он не будет спрашивать причину таких обстоятельств. Мать немного напряглась, однако делала вид, что ничего не произошло, хотя Аня вряд ли могла сейчас что-то понять.

— Конечно, — понимающе кивнув, отец повернулся к имениннице. — Ты не хочешь сходить с бабушкой в буфет и поесть кексы? — спросил у Анюты, наблюдая на ее лице предвкушение и радость. Я и не знал, что моя дочь любит кексы…

— Хочу! Пошли, ба! — запрыгала малышка, вытягивая мать в коридор, несмотря на сопротивление. Да, моя мама одна из самых любопытны женщин, особенно когда дело касается наших с отцом разговоров. Но тут ничего не поделаешь. Есть некоторые вещи, которые мне сможет объяснить лишь один человек в нашей семье.

— Что-то случилось? — спросил отец, как только перестал слышать удаляющиеся шаги наших женщин. Он посмотрел на меня серьезно своими карими глазами. Когда-то в детстве он умел проделывать ими дыру в моем мозгу, однако сейчас они излучали лишь беспокойство.

— Не совсем. Просто хочу, чтобы этот кошмар поскорее закончился, — обводя вокруг наряженную гирляндами палату произнес я, хотя на самом деле мои слова звучали гораздо масштабнее одного праздника. Хочется к себе домой. Сильно.

— Не переживай, Стас. Ты справишься. Херр Шмиц прописал тебе специальные лекарства для восстановления памяти. Ты быстро все вспомнишь, — подбодрил меня отец, как это всегда умел делать, но сейчас мне не особо помогали его слова. А точнее, совсем не помогали.

— Вряд ли моя жизнь за те года сильно отличилась, за исключением взросления Ани, — высказал вслух свои мысли. Отец, недолго думая, присел рядом со мной, стараясь высказать мне нужные слова. Сейчас наш разговор напоминал мне нашу посиделку в четырнадцать лет, когда я стал официально мужчиной в этой семье. Да, тогда было все гораздо веселее, чем сейчас.

— Сынок, человеческая жизнь так прекрасна. Вряд ли ты не захочешь вспомнить свои счастливые дни, — придыхание в его голосе придавало немного тепла. Но только капельку, вряд ли он способен на большее. Нет, отец не скуп на эмоции, как я, однако чрезмерная нежность ему чужда. И когда у меня появилась Аня, я прекрасно это понял. — Поверь, ты был так счастлив до этой катастрофы. Я хочу надеяться, что ты все вспомнишь самостоятельно, — он взглянул куда-то в окно, рассматривая осенний пейзаж. Я тоже часто смотрел туда, стараясь осознать свое положение, вспомнить утерянное прошлое. Или вновь переварить в своей голове знакомый сон. Кстати…