Темные, внимательные глаза поймали его в фокус. Ла Лоба мягко отпрыгнула от «груши», сделала несколько вдохов и выдохов. Потом протянула узкую ладонь.

— Здравствуй, Саймон. Назар, спасибо.

— Не за что, — улыбка, казалось, жила на лице бородача и место жительства менять не собиралась. — Это его собственное решение.

Распекаемый громила чуть расслабился, сменив «смирно» на промежуточный вариант в сторону «вольно». На лоцмана он смотрел без враждебности: неожиданная смесь любопытства, уважения и чуть ли не одобрения. Магда, тоже отступившая от боксерского мешка, поправила волосы — и под прикрытием этого движения быстро-быстро, едва заметно подмигнула.

«Ах, вон оно что», — эту мысль Саймон постарался задавить еще до ее рождения, чтобы по лицу не шмыгнуло даже тени. Он опустил руку, подкрепляя обмен приветствиями, и как бы невзначай посмотрел на Назара. Тот тоже вскользь обменялся взглядами с Магдой, потом еле заметно, определенно утвердительно шевельнул бородой. «То есть, даже вот так». Выходило все интереснее.

— Я должна представиться, — Предложения остались такими же краткими и резкими, словно Ла Лоба все еще отрабатывала удары. — Не хочу быть в привилегированном положении. Меня зовут Сперанца Виго. Или Ла Лоба — я не против. Ты сам не против, что мы на «ты»?

— Только за, — пожал плечами Саймон. Потом ему вспомнилось начало беседы с Моди. — Как понимаю, ты хочешь поговорить.

Ла Лоба улыбнулась, и лоцман вздрогнул — словно сам оказался «грушей», в которую «прилетело». Нельзя сказать, что у предводительницы пиратов проступил «звериный оскал» или «хищная ухмылка». Нет, выражение лица вышло вполне благожелательным…

Только чувствовалось, что благожелание это направлено на вполне конкретных людей. Тех, кто стоит рядом, локоть к локтю — в прямом и в фигуральном смысле. На остальных оно пока не распространялось. А Саймон пока оставался тем самым «остальным».

— Поверь, это ты хочешь поговорить. Точнее, хотим мы оба. А еще точнее — нам это нужно. Всем нам.

— Ну, раз нужно…

Саймон вдруг понял, что в зале стало тихо. Все присутствующие прекратили свои занятия, оставили тренажеры, выключили аппаратуру и смотрели на них с Ла Лобой. Он с силой выдохнул, стиснув зубы, облокотился на угловую стойку ринга и произнес:

— Раз нужно, значит, поговорим.

За политической обстановкой Саймон не следил. Объединенные Системы в его понимании всегда существовали как бы отдельно от Семей, хоть Семьи и работали на Объединенные Системы — точнее, на ООН. В килограммах взаимных обязательств и центнерах двусторонне-возмездных договоров с тоннами приложений мог разобраться только Мягков, повелевающий своей маленькой армией управленцев.

Правда, слухи курсировали по инфосфере. Порой они просто врезались в Саймона, пролетали насквозь, словно призраки из старых двумерных фильмов, и неслись дальше, по своим сплетническим делам. А след — в виде осевшей на неокортексе информации — оставался. И был он подчас тревожен.

«Новые Автономии» — эти слова мелькали в новостях, но как-то стыдливо и невнятно, словно нечто несущественное, мифологическое, вроде шапочек из фольги и рептилоидов на внутренней стороне Земли. В сетевых источниках скупо всплывали перекрестные ссылки на энциклопедические статьи: «независимость», «самоуправление», «сепаратизм». Информацию не скрывали, просто не афишировали. Общий дискурс велся скорее мягко-осуждающе и слегка недоуменно.

Но когда начались атаки на транспорты, о Новых Автономиях вдруг заговорили громко и всерьез.

Ла Лоба обвела рукой людей, подошедших ближе к рингу.

— Вот мы. Скажи, Саймон Петр из Семьи Фишер, — лоцман вздрогнул, когда Ла Лоба обратилась к нему по полному имени, — ты видишь среди нас террористов? Убийц? Бандитов?

Риторика была простая, но эффективная: нестареющая классика ad hominem. Впрочем, способы парировать ее тоже появились не вчера.

— Я не знаю, — Саймон развел руками, как бы повторяя жест собеседницы. — У вас у всех есть передо мной преимущество: вы видели меня в новостях, читали обо мне в стрим-каналах, обсуждали в обеденных перерывах или на рабочих местах. Объясни мне, пожалуйста, — теперь он снова смотрел на женщину, — кто вы?

— Хорошо, — кивнула темноволосая, а Магда за ее спиной предвкушающе ухмыльнулась. — Мы Фогельзанг.

На десяток секунд лоцмана, что называется, «завесило» — словно вычислитель, в котором отключили интеллектуальную защиту от парадоксов и без обиняков предложили делить на ноль. Но потом по переносице пробежали морщинки, дернули за углы губ, за искорки в глубине глаз — и Саймон расхохотался.

— Вы действительно хорошо меня изучили, — сообщил он, когда приступ веселья слегка утих. — Любовь к книгам, причем к вполне конкретным…

— Не зазнавайся, Ворчун, — хмыкнула Магда. — Ты правда думаешь, что название выбирали исключительно под тебя?

Выпятив губу и покачав головой, лоцман не выдержал и снова прыснул. Тут же прикрыл рот ладонью, сделал несколько глубоких, медленных вдохов и выдохов.

— Простите. Простите… Да, есть такой недостаток: устойчивое впечатление, что мир вертится вокруг меня. Ну или как минимум вокруг Семьи Фишер, ее возможностей и ее денег. Но вам, конечно, не нужно ни первое, ни второе?